Два креста

Обнаженный свет луны купался в темноте облаков. Холодный ее блеск так напоминал серебристое сияние стали ножа, что это привело в Фарфарелло в возбужденное состояние. Он не очень-то ждал, что сегодняшняя затея после принятого решения принесет ему прежнее удовлетворение и радость, но теперь понял, что все будет сладко и приятно, последний раз будет самым острым по восприятию. Но он будет последним, так уж он решил...

Шулдих окинул заинтересованным взглядом темный фасад католической церкви, от резного портала до креста на вершине башни, потом усмехнулся и посмотрел на Фарфарелло.

-Ну что, идем?

Немигающий взор ирландца тоже окинул сначала церковь, а потом друга, как будто в последний раз все взвешивая, но потом решительно кивнул:

-Да, идем.

Две фигуры выскользнули из машины и быстро поднялись, громыхая, по ступенькам церкви. Шулдих с драматичным эффектом пинком распахнул резные створки дверей, впуская внутрь ночной ветер. Они решительно зашагали по длинному нефу вдоль рядов скамеек. У чаши со святой водой Шульдих остановился, окунув в нее руки, ополоснул лицо и усмехнулся. Этот, такой богохульственный, но вместе с тем чувственно-изящный поступок понравился Фарфарелло. Он улыбнулся, понимая, что сейчас у него нет никаких сомнений, а одна только решимость.

-Священник здесь? - спросил Фарфарелло.

Его лицо казалось призрачным абрисом в неровном тусклом освещении. Рыжеволосый убийца усмехнулся, кивнув подбородком куда-то в глубину темноты.

-Он там, сейчас я его позову, а ты пока займи свое место.

Жуткая ухмылка растянула шрам на губах Фарфарелло.

-Я вполне готов.

Он направился к исповедальне и решительно занял кабинку священника, скользнув туда за миг до того, как услышал притворный голос Шулдиха, умоляющий:

-Прошу вас, святой отец, мне просто необходимо исповедаться. Я такой грешник, и это гложет меня...

"Да, ты такой грешник, Шу", - усмехнулся Фарфарелло.

"Ну, еще бы, - раздался в его мыслях насмешливый голос немца, - и мне это чертовски нравится..."

-Хорошо, хорошо, сын мой, - раздался совсем молодой взволнованный голос, - прошу вас, зайдите в кабинку, я должен надеть облачение...

-Ну что вы, отец мой, - убедительно сказал Шулдих, - это не имеет значения.

-Да? Ну хорошо... - в юном голосе служителя церкви слышалась робость.

За деревянной решеткой с мелкими ячейками возникла, ослепительно сверкнув, рыжая голова Шульдиха, который залез в соседнюю кабинку. Фарфарелло подмигнул ему, и тут же в маленькое пространство исповедальни торопливо скользнул священник. Он оказался еще более молодым и растерянным, чем по голосу представлял себе Фарфарелло. Должно быть только-только окончил семинарию и получил приход, и вот теперь... Даже жалко его...

"Что это у тебя, приступ милосердия, Фарфи?" - насмешливо прозвучал в сознании ирландца голос Шулдиха.

-Кто вы? - с испугом выдохнул священник, натолкнувшись на странную фигуру, сидящую на его месте, - что вы здесь делаете?

Фарфарелло холодно посмотрел на него, сверкнув единственным зловещим глазом.

-Нераскаявшийся грешник, - проронил Фарфарелло, встав со скамейки.

"Очень эффектно, Фарф", - мысленно засмеялся Шулдих.

"Заткнись", - огрызнулся он.

"Но я бы придумал более впечатляющую речь..."

Во время этого мысленного диалога Фарфарелло надвинулся грозной тенью на сжавшегося священника, который недвижно припал спиной к двери, вместо того, чтобы убежать. Его лицо превратилось в алебастровую маску ужаса, когда перед ним возникло лезвие огромного зазубренного ножа.

-А, - слабо пискнул священник, и все его запасы воздуха в легких иссякли в этой бесплодной попытке закричать.

-Тшш, - прошипел Фарфарелло, облизнув нож, - кричать бесполезно, никто не услышит...

Глаза священника метнулись к соседней кабинке, где сидел другой несостоявшийся кающийся грешник. Шулдих довольно посмеивался.

-Да, помощи ждать неоткуда, отец мой, - сказал он весело.

-Чего вы хотите? - безнадежно прошептал священник.

Его распахнутые диким страхом и отчаянием глаза видели перед собой ужасного вида молодого человека с непонятными намерениями, сверкавшими в единственном глазе и на кончике широкого лезвия, которое мерцало прямо перед лицом священника.

Фарфарелло не стал отвечать. С силой схватив молодого священнослужителя за плечо, он зашвырнул его грудью на лавку, придавил спину коленом и рывком задрал сутану до лопаток. Священник от ужаса молчал, вдавливаясь щекой в дерево сиденья, ощущая дрожащим телом, как по коже, едва касаясь, порхает нож, распарывая его штаны, рубаху.

-Нет, нет, о Боже, нет, - пробормотал он, начиная понимать неотвратимость того, что надвигалось, - прошу вас, не делайте этого...

-Заткнись, - рявкнул Фарфарелло, резким движением распахивая ремень и спуская свои штаны до колен.

Его рука больно вцепилась в тонкое бедро молодого священника, чтобы порывисто дернуть его вперед и единым движением насадить на себя...

Шулдих довольно улыбался, наслаждаясь болезненными стонами священника, его бессилием и ужасом, охватившим его разум, как черное облако с кровавыми прожилками, пока Фарфарелло методично и жестоко трахал его, прижимая лезвие плашмя к голой спине, так что при каждом толчке оно глубже впивалось в кожу, проливая алую кровь. От ее вида в глазах Фарфарелло мутилось, и именно кровь, ее запах, ее блеск и густота вызывали в нем острое наслаждение, а не безвольно-податливое тело, которым он овладевал. Она казалась грязью, той мерзостной грязью, куда он погружал этого непорочного юношу и опускался сам...

"О да, Фарфи. Черт, как хорошо! ", - удовлетворенно звучал в его голове голос Шулдиха, который поглощал его ощущения, наслаждаясь ими, как своими собственными.

Кровь стекала по спине священника, по его ногам, по ногам Фарфарелло, и ее прикосновение ласкало, как самый нежный, самый пьянящий любовник, вызывая жгучую, истинную страсть первородного греха, наслаждение от осквернения, от того, что он втаптывал в грязь это чистое, невинно тело, не знающее греха... Апогей этих мыслей вызвал мощнейший оргазм, содрогнувший тело ирландца. Шулдих впитал все до капли его ощущения, получив волну глубокого удовлетворения, сам он не кончил, но и не нуждался в этом. Заряд мысленного удовольствия был даже сильнее, чем физического.

Испустив хриплый стон, Фарфарелло выпустил, бросив на лавку, свою потрясенную и сломленную жертву. Лицо юноши было покрыто слезами, в глазах - острое потрясение и глубокая боль. Он еще не совсем осознавал, что с ним произошло, все тело и разум застыли от шока.

Открылась дверца и внутрь всунулась довольная мордочка Шулдиха, он увидел, как одной рукой Фарфарелло застегивается, а другой поднес нож ко рту, тщательно слизывая кровь.

-Ты его разве не убьешь? - удивился Шулдих, кивая на всхлипывающее тело.

-О нет, - с удовольствием улыбнулся Фарфарелло, - это было бы слишком просто.

На лице Шулдиха отразилось недоумение.

-Убей я его, он станет мучеником, - разъяснил ирландец, - и этим искупится его позор. Нет, его боль будет куда более сильной, его позор будет жечь его всю жизнь, а он ничего не сможет с этим сделать, не сможет покончить со своим жалким существованием, ведь это еще более страшный грех. Ему придется теперь жить с этим ощущением оскверненности, а это куда более жестокая пытка.

-Ты гений, Фарфи, жестокий гений! - восхитился Шулдих.

Он притянул Фарфарелло к себе за затылок и жадно поцеловал, поглощая вкус крови на языке друга.

-Пошли отсюда, - проронил ирландец, отстранясь и бросая последний взгляд на свою хнычущую жертву.

-Эй, постой, постой, - запротестовал Шулдих, - я тоже хочу его трахнуть.

-Ладно, - коротко согласился Фарфарелло, он привалился спиной к стене, довольно зажмурился и стал наблюдать...

В машине Шулдих удовлетворенно закурил. Они никуда не ехали, просто сидели, наслаждаясь своими ощущениями и тишиной ночи. Ветер влетал в открытые окна, ероша короткие белые волосы Фарфарелло и длинные рыжие лохмы Шулдиха.

-Я решил, что это последнее наше богохульное похождение, - внезапно прорвав тишину, твердо и холодно обронил Фарф, глядя на темный фасад церкви.

-Что? - изумился Шулдих, - как? Никаких больше осквернений? Ты больше не собираешься причинять боль Богу?

-Только на заданиях Шварц. В другое время - нет. Все это не имеет больше смысла для меня...

-Но почему? - все больше удивлялся Шулдих, - что случилось? Почему ты переменил свои взгляды?

-Я много думал об этом, и понял, что ты был прав - Бога так же мало трогают как молитвы, так и святотатства.

-Ну, наконец-то ты это понял, я всегда этого говорил, что ему на все плевать, - усмехнулся Шулдих, - но все же зачем все прекращать, ведь это весело? Разве нет?

Лицо Фарфарелло было непроницаемо, а его мысли... Они всегда казались Шулдиху недостаточно четкими, и сейчас явились каким-то серым пятном противоречий, сомнений.

-Нет, это вовсе не весело. Ты же знаешь, у меня всегда была цель, к исполнению которой я стремился, но теперь она мне кажется бессмысленной. Ты был прав... - опять произнес Фарфарелло.

Да, раньше была цель, как можно больше боли доставить Богу, чтобы он содрогнулся, задохнулся от слез при виде его злодеяний... Шулдих всегда довольно скептически относился к религиозности Фарфи... довольно странной религиозности. Сам он считал Бога равнодушным сукиным сыном, которому плевать на этот жалкий мир и на все деяния людей, как добрые, так и злодейские. Это невольно подтачивало свою собственную непоколебимую веру Фарфарелло. Брэд, он практичный американец, для него есть только один бог - деньги... Наги,... ну, если и есть у него какие-то религиозные взгляды, то свои. Невольно Фарфарелло поддавался скептическому влиянию Шулдиха. Вся его жизнь всегда заключалась в противостоянии с Богом. Бросая ему вызов своими святотатствами и злодеяниями, он как бы заявлял - "вот Ты Бог, а вот я Фарфарелло, Твое дитя, Твой враг, и каждое мое деяние направлено на то, чтобы унизить Тебя, чтобы доказать, что Ты никто для меня, я не боюсь Тебя, я сильный. Давай, яви свою мощь, покажи силу, накажи меня, ведь я натворил столько зла..." Бросить вызов Богу - в этом смысл его существования, унизить Его, запятнать своими грехами... Но Бог молчал, словно ему было все равно, и тогда Фарфарелло опускался в еще более мерзкую и тяжкую пучину греха, оскверняя себя и тем самым Бога. Да, он хотел растоптать и Бога и все Его творения, доказать Ему свою силу... Но Бог молчал, Богу было все равно... равнодушный лицемерный сукин сын... Ему плевать на своих детей... И это убивало Фарфа, но еще больше то, что оскверняя Бога, он хотел возвысить и утвердить себя, а получалось, что с каждый разом он только терял еще больше. В его противостоянии с Богом получалось совсем не то, чего он желал - он невольно, заняв Им все свои помыслы, выдвигал Бога на первое место, выходило, что Бог стал главным для него, единым средоточием всех его мыслей и поступков... Нет, Фарфарелло не желал этого.

-... пора сделать что-то для себя, - говорил он Шулдиху.

Тот внимательно слушал. Он всегда слушал Фарфарелло, потому что они были друзьями. Он всегда пытался развеять заблуждения Фарфи насчет Бога, и вот, похоже, что ему это удалось.

-И что ты намерен делать?

-Да, я хочу сделать что-то для себя, что-то важное, я займусь своей собственной жизнью, - продолжал Фарф, захваченный своими мыслями, даже не слушая Шулдиха, - и я возвышусь через любовь, - фанатично сверкая глазом возвестил он. -Любовь? - вытаращил глаза Шулдих.

-Да, я знаю, что я фанатичный маньяк-извращенец, одержимый идеей причинить Богу боль...Да, Бог - есть любовь, но у меня будет своя собственная любовь, которую я создам себе сам, а не благодаря Ему. Нет, Он мне вовсе не нужен, я сам всего добьюсь. У меня всегда есть цель, и теперь эта цель - он, Кен... Я хочу сделать его своим... он станет смыслом моей жизни, его любовь ко мне. Это заполнит мою жизнь, станет ее истинным смыслом... - опять повторил он, - а не лживая любовь Бога...

Шулдих слушал и не верил, ему впервые казалось, что Фарф спятил. Он никогда, как все остальные, не считал Фарфарелло сумасшедшим, ну по крайней мере, не более чем другие, да и кого можно было назвать нормальным - его? Брэда? Наги? Или кого-то из Вайс? Нет, все они не менее безумны, чем Фарф. А его маска психа - всего лишь способ, позволяющий спрятаться и сбежать от внешнего мира. Нет, все его безумства о Боге, боль, кровь, все это казалось Шу вполне нормальным, он сам любил подобные садистские забавы, в которых стал наперсником Фарфарелло. И вот теперь что-то происходит с его другом, от чего тот кардинально меняет свое мировоззрение и систему ценностей. Он резко лишил Бога своей многолетней горячей "привязанности" и теперь решил перенести всю страсть своей необузданной натуры на этого мальчишку...

-Зачем он тебе нужен? - спросил Шу.

-Я люблю его, - просто ответил Фарфарелло, - и я хочу, чтобы Кен полюбил меня.

Шулдих ничего не понимал. Казалось, что Фарфарелло и любовь не совместимы, по крайней мере, немец не мог себе этого представить.

-Слушай, я тоже был бы не прочь трахнуть кого-нибудь из Вайсс, но влюбляться... это уж чересчур, - скептически произнес Шулдих.

Фарфарелло молчал...

Возможно, Кен - это всего лишь абстрактный образ, воплотившийся для него в реального человека, символ того нового, к чему он теперь стремится. Людям свойственно менять свои взгляды... Но почему именно этот парень, Хидака? Что в нем такого? Шулдих был уверен, что сама личность этого белого охотника не так важна для Фарфарелло, это просто образ, который вонзился в разум ирландца, и тот теперь в него вцепился со всей ярой фанатичностью маньяка, которую прежде направлял на Бога...

Да, кажется теперь Шулдих вспоминал тот момент, когда с его приятелем начали происходить эти изменения - несколько недель назад. Была очередная стычка с Вайсс, и Хидака ранил в схватке Фарфарелло своими когтями. Телепат запомнил то ощущение пронзительного острого удовольствия-боли, которое испытал в тот момент Фарфарелло, а Шулдих перехватил от него. Эти когти отравили его друга ядом - ядом наслаждения, и с тех пор ирландец всегда выделял Кена из всех. И вот теперь, когда ему осточертело донимать Бога, и он упрямо решил, что ему просто необходимо завоевать чью-то любовь, он обратил свое внимание именно на Хидаку. Еще одна одержимость, ничуть не лучше и не хуже прежней, решил Шулдих. -Ты ведь не будешь мне мешать? - Фарфарелло с надеждой взглянул на Шулдиха.

Тот усмехнулся.

-Нет, конечно, зачем мне это. Но только мне кажется, ничего у тебя не выйдет.

-Вот увидишь, - с мрачной уверенностью пообещал Фарфи, в его голосе слышалась абсолютная убежденность.

-Он только и думает, что о своем отморозке-лидере, а у того встает только на свой длинный самурайский меч... У тебя нет шансов, Фарф... - сочувственно произнес немец.

-Увидишь, - твердо пообещал беловолосый убийца.

Жалобным взглядом Кен проводил Айю, поднимавшегося наверх. Их лидер был сегодня не в духе, чем вызвал приступ отчаяния у Кена, который так хотел угодить Айе, но получил в награду только ледяной равнодушный взгляд. Он так заботливо готовил чай, а Айя даже не взглянул на него, не то, чтобы попробовать. Только сказал раздраженно, чтобы Кен не путался под ногами.

Оми и Йоджи сочувственно посмотрели на сконфуженного Кена, но их лица выражали беспомощность, так как ничем помочь своему товарищу они не могли. Тот почувствовал, как от этого в глазах появляются слезы, а руки, держащие маленький поднос с чайной чашкой, дрожат.

Кен уже давно перестал скрывать свои чувства к их красноволосому лидеру, красивому, сильному и холодному, это было трудно, потому что при виде Айи у Кена всякий раз лицо светилось восторгом. Нет, ни от кого ничего не возможно было скрыть, тогда Кен перестал даже стараться это делать. Напротив, он делал все, чтобы привлечь внимание Айи, угодить ему. На заданиях это было не сложно - Кен был отличным профессионалом и никогда не подводил их группу, однако за это нечего было ждать от Айи какой-то особой похвалы, ведь они просто делали свое дело. Но вот какие-то иные знаки внимания от Кена Айя не принимал, либо отчитывая Кена за неуклюжесть, либо просто встречая его ледяным взглядом и молчанием, что было еще хуже. Кен всякий раз погружался в состояние глубокой депрессии и отчаяния, видя всю бесплодность своих попыток угодить Айе, понравится ему, услышать хоть одно благодарное слово. Но потом Кен вновь воодушевлялся, словно неудачи его не трогали, и опять старался для Айи.

Кен невыразительно посмотрел на своих товарищей, сидящих на диване. Оми почувствовал себя неуютно, ему было очень жаль Кена, и он словно бы ощущал вину за то, что ничем не может ему помочь.

-Ладно, я уже пойду спать, - сказал юноша, - спокойной ночи, Йоджи-кун, спокойной ночи, Кен-кун.

-Спокойной ночи, - рассеянно отозвался Йоджи.

Кен промолчал, тупо уставившись на чашку остывшего чая, что он держал в руках. Йоджи дождался ухода Оми, закурил, потом похлопал по дивану рядом с собой.

-Кен, сядь, давай поговорим.

Тот равнодушно подчинился. Он сел, все еще держа в руках поднос с чаем.

-Да убери ты это, - раздраженно произнес Йоджи, убирая чайный прибор из рук Кена и поставив его на столик, - что ты делаешь, Кен?

-А? - Кен удивленно взглянул на старшего товарища, - что? Ты о чем?

-Об этом, - Йоджи указал сигаретой на чай, - ты из кожи вон лезешь, чтобы угодить Айе, чтобы он заметил тебя. Зачем? Неужели ты не видишь, что ему плевать на все твои старания.

-Ты же знаешь, - смутился Кен.

-Знаю что? Что ты в него влюблен?

Кен покраснел.

-Да, знаю, и об этом хочу поговорить, - Йоджи затянулся, потом произнес задумчиво, - брось это дело, Кен, говорю тебе по-хорошему. Даю тебе, так сказать, дружеский совет. Это бесполезно. До Айи невозможно достучаться. Ты же видишь, какой он. Все, что его волнует - его собственная боль и его собственная борьба. Он мстит за сестру, но это только причина, на самом деле он ведет свою собственную войну...

Кен изумленно смотрел на Йоджи, впервые тот говорил с ним так серьезно.

-Да-да, Кен, как и все мы. Мы ведь не нормальные люди, но по крайней мере пытаемся выглядеть ими, натягиваем маску более или менее обычных людей. А Айя этого и не пытается сделать. Это его не интересует. Его ничего не интересует. -Я в это не верю, - возразил Кен, глядя на свои сжатые пальцы, - я чувствую, что в глубине души он...

-Нежный и ранимый? - усмехнулся Йоджи, - да нет же, Кен, нет. Он и там такой же жестокий и бесчувственный, уж поверь. Я знаю его лучше, чем ты. Я не думаю, что тебе нужна близость с ним. Он причинит тебе только боль, но не даст ничего другого, до Айи просто невозможно достучаться, от него просто бессмысленно ждать тепла. Он отдал все свои чувства в жертву мести...

-Откуда ты все это знаешь про него? - недоверчиво спросил Кен.

-Знаю и все.

Кен с изумлением посмотрел на старшего члена Вайсс.

-Ты... ты был с ним?...

-Ну да, мы были любовниками, если можно так это назвать, просто несколько раз спали вместе. И я и Айя взрослые люди со своими физическими потребностями... Да-да, они есть даже у Айи. Но он жестокий любовник, властный, он требует подчинения, он ломает, не физически, а морально... Я не знаю, как это объяснить. Я тоже сильный, но выдержать Айю, нет, это не для меня. К тому же, для секса я могу найти себе кучу доступных цыпочек, это проще, меньше головной боли, - он сочувственно взглянул на притихшего Кена, - все, что ты можешь получить от Айи, это постель, и далеко не самую лучшую. Я тебе говорю, что это будет ужасно, это тебя сломает.

Кен молчал.

-Но ведь тебе нужно что-то иное, что-то большее, - проговорил Йоджи, затушив сигарету в пепельнице, - тебе нужны чувства. Чувства от Айи... Лучше забудь об этом Кен, забудь раз и навсегда и не мучайся.

Кен как-то подобрался, на его лице появилась решимость вместо прежней беспомощности, он смело взглянул Йоджи в глаза и произнес:

-Я благодарен тебе, что ты обо мне беспокоился и даже пытался предупредить. Но я не отступлюсь от своего. Я уверен, что Айя не такой, каким хочет казаться. Он просто очень одинок и никому не доверяет. Но я просто убежден, что ему так же хочется близости и тепла.

Эта смелое заявление Кена заставило Йоджи нахмурится.

-Ну ладно, как хочешь, - он развел руками, - я тебя предупредил, а теперь все, умываю руки.

Гибкая фигура Йоджи резко поднялась с дивана, и он быстрыми шагами направился к выходу, очевидно для новых своих любовных похождений. Кен продолжал сидеть на диване. Он потянулся к чашке и отхлебнул совсем уже остывший чай. Слова Йоджи не выходили у него из головы, притом не те слова о жестокости и бесчувственности Айи, а о том, что они с Йоджи были любовниками. Его сжигала ревность. Как так, Айя был с Йоджи, так почему же не может быть с ним? Пусть ради постели, пусть. Кен на все согласен. Он будет любить Айю за двоих, и быть может, однажды он сможет пробудить ответное чувство в их лидере. Ведь если у Айи есть потребности в сексе, это значит, что у него есть и другие человеческие потребности в понимании, простом тепле, уюте, душевной близости. Кен был просто убежден в этом. Если б только Йоджи знал, что его предупреждение возымеет совершенно противоположный эффект, и вместо того, чтобы отбить у Кена охоту обратить на себя внимание Айи, он только еще больше воодушевил его.

Кен пригнулся к полу, когда от взрыва куски стен полетели во все стороны, он прикрыл голову руками.

"Чертовы Шварц, - злобно подумал он, - вечно они все испортят..."

Миссия была почти завершена, так нет же, появились их конкуренты, подложили кругом взрывчатки, и теперь приходится выбираться из рушащегося на глазах здания. Кен не боялся за себя, но его охватило беспокойство за остальных, особенно за Айю. Хотя, конечно это глупо, уж Айя-то сумеет за себя постоять. Но с этим беспокойством он ничего не мог поделать. Кен вглядывался в темноту длинного коридора этого огромного здания. От клубов пыли ничего нельзя было разобрать. Где-то отдаленно слышались выстрелы, грохот, что-то похожее на голоса...

-Где же остальные? - одними губами прошептал Кен.

Сердце ныло от беспокойства. А что если кто-то погиб? Что если это ловушка, и им не выбраться? Нет, так просто не могло быть.

Чутье убийцы подсказало Кену, что за ним следят. Он обернулся и обвел взглядом оставшийся позади коридор, полуразрушенные стены кабинетов - здесь кто-то мог спрятаться... Кен беспокойно пошел назад, двигаясь медленно, с большой осторожностью, ощущение, что за ним наблюдают, не уходило.

Он вздрогнул от неожиданности и обернулся, когда кто-то появился позади него - вот так резко и внезапно. Мурашки побежали по коже Кена, когда он увидел один сверкающий глаз и лезвие ножа, подрагивающее у бледных, перетянутых шрамом, губ.

Фарфарелло! Псих... этого Кен никак не ожидал, встретиться с этим ужасным типом один на один.

-Привет, Кен, - добродушно улыбнулся Фарфарелло.

Кен угрожающе выставил перчатку с когтями. Фарфарелло хрипло рассмеялся, распахнул кожаную безрукавку и показал четыре параллельных шрама на боку.

-Да-да, я помню.

Глаза Кена сузились, он замахнулся, желая как можно глубже задеть Фарфарелло, но тот, засмеявшись, ловко отскочил, мгновенно оказавшись позади Кена, завернул руку со смертоносными когтями за спину.

-Вот ты и попался, малыш Кен, - в ухо ему горячо зашептал вкрадчивый голос, потом теплый язык коснулся мочки.

Кен дернулся в отвращении, но не смог вырваться из лап сумасшедшего ирландца.

-Прости, Кен, - как-то жалобно произнес Фарфарелло, и силой ударил его по голове тяжелой рукояткой ножа.

Кен мешком свалился у его ног, Фарфарелло под мышки подхватил бесчувственно тело и потащил куда-то вглубь коридора. На его лице застыло выражение удовлетворенной радости, а единственный желтый глаз хищно сверкал.

-...Мы не можем уйти без Хидаки, - возражал Йоджи.

-Нам надо убираться, - холодно произнес Айя, сузив глаза.

-Послушай, Фудзимия, это не дело... надо вернуться за Кеном.

-Заткнись, Кудо, он сам виноват, он облажался. Мы не можем потерпеть крах из-за его ошибки.

Оми с надеждой посмотрел на Йоджи, тот отчаянно помотал головой. Они последовали за Айей, который быстрой тенью скользнул в машину.

Голова просто раскалывалась на части. Кен никак не мог открыть глаза. В темноте он казался в большей безопасности. Кен попытался определить, что у него болит, казалось, что все тело, что не осталась ни единого живого места, как будто все ныло в единый голос. Он застонал и разлепил веки. Странно, но тусклый свет резанул глаза, словно слепящее солнце. Тело затекло от неудобной позы, в которой он находился, сидя на коленях на какой-то кровати, упираясь в нее головой, руки заведены за спину и, судя по ощущениям, связаны. На нем были надеты только штаны, остальная одежда аккуратно висела на стуле у кровати. Ему казалось, что все выкрученные мышцы сведены судорогой, так как он не мог пошевелиться. В голове плавал туман. " Это какой-то наркотик", - отстранено подумал Кен. Даже мысли не хотели слушаться.

Он скосил глаза, пытаясь разглядеть то место, где находится. Небольшая комната, бедная, но чистая, похоже на какой-то мотель.

Кен никак не мог сообразить, что он здесь делает, как сюда попал. Ведь вроде он не должен тут находиться. В голове что-то возникало, какой-то ответ, но тут же ускользал, и Кен никак не мог уловить его.

Дверь распахнулась с громким звуком и, громыхая тяжелыми башмаками, в комнату вошел... Фарфарелло! Ну конечно, псих из Шварц, тот, кто оглушил его. Это он притащил Кена сюда. Но зачем? Убить, пытать? От этого сумасшедшего всего можно ожидать. Леденящая волна ужаса ознобом охватила Кена, но он решительно сжал зубы и мысленно собрался. Что бы ни сделал с ним этот псих, он будет держаться до последнего, он не опозорится.

Фарфарелло подошел к кровати и внимательно смотрел на Кена. Взгляд его был странным, но спокойным, в нем не светились искры безумия, и было не похоже, что он собирается наброситься на Кена и растерзать его.

-Как ты себя чувствуешь? - спросил он, медленно растягивая слова, по его чуть застывшему взгляду Кену показалось, что ирландец пьян или под наркотиком.

Фарфарелло тронул руку Кена, тот дернулся, хотя и не почувствовал прикосновения, но заметил, что его плечо перевязано бинтом. Он не помнил, что был ранен, но возможно это произошло из-за взрыва, а он просто не заметил. Но... неужели этот тип позаботился о нем и перевязал его раны? Для чего? Чтобы нанести новые?

-Хочешь посмотреть, что я тебе сделал? - с улыбкой спросил Фарфарелло, погладив забинтованное плечо, - уверен, что тебе понравится.

У Кена мурашки побежали от этих слов по всему телу. Смутно он отметил, что это хорошо, к нему возвращается чувствительность. Он даже смог немного разогнуться и оторвать голову от матраса, но все еще не мог выпрямиться, в этой скрюченной позе он чувствовал себя ужасно уязвимым перед своим врагом.

Фарфарелло зачем-то принес небольшое зеркало и положил его на кровати рядом с Кеном. Потом достал из-за пояса нож с гладким и острым, но не очень большим лезвием. Кен внутренне содрогнулся, но вида не подал, когда этот нож приблизился к его плечу. Виртуозно, даже не коснувшись его кожи лезвием, Фарфарелло распорол все бинты. Кен заметил на них подсохшие следы крови.

-Вот смотри, - довольно произнес Фарфарелло, поднося зеркало к лицу Кена так, чтобы тот видел в нем плечо сзади. Кен ожидал увидеть там какую-то страшную рану, хотя боли почти не чувствовал, лишь зуд и покалывание, но то, что он увидел, изумило его настолько, что он проявил усилие и повернул голову назад, чтобы убедиться своими глазами... Да. Сзади на плече у него была выбита свежая татуировка...

-Два креста, - сказал Фарфарелло, довольный произведенным эффектом, - нравится? Смотри, такая, как у меня.

Он распахнул свой кожаный с ремешками жилет, обнажаю бледную грудь с гладкими сильными мускулами. Помимо старых и свежих шрамом на груди с левой стороны сияла свежая татуировка, точно такая же, как у Кена - два креста, белый и перевернутый черный, едва накладывающийся на другой.

-Здорово, правда? - улыбнулся Фарф, - я сам придумал рисунок и сам сделал татуировки и себе, и тебе. Белый и черный крест - как мы...

Кен просто не мог прийти в себя от потрясения. Этот идиот его пометил? Что это значит?

-Ты псих... - с ненавистью выдавил из себя Кен, он попытался пошевелить руками, они были крепко связаны.

Фарфарелло улыбнулся, словно не замечая недовольства Кена. Он сел на кровать, позади Хидаки и погладил по спине, потом по плечу, как раз там, где была татуировка. Кен вздрогнул, это прикосновение он почувствовал. Теплые, сухие, грубоватые пальцы, но касались они его осторожно, даже нежно.

-Чего тебе нужно? - хрипло произнес Кен.

Он замер, ожидая какого-то подвоха. Нет, он не боялся ничего, ведь он был убийцей. Но ведь сейчас совсем другое дело, когда он во власти какого-то психа и совершенно не знает, что от того ожидать.

Фарфарелло улыбнулся.

-Ты, - ответил он Кену и прижался губами к изогнутой шее.

-Что? Нет, - испугался Кен.

Он изворачивался, когда теплый язык щекотал волоски на затылке. Само по себе это прикосновение не было неприятным... Но - ведь это был враг, это был псих и маньяк Фарфарелло, который судя по всему хотел его изнасиловать...

"О нет, только не это... Айя", - отчаянно позвал про себя Кен. Он так хотел, чтобы это был Айя. Но Айи здесь не было.

Все еще в некотором оцепенении он чувствовал, как Фарфарелло гладит его по спине, лопаткам, позвоночнику кончиками пальцев, ласкает языком, прижимается щекой к коже. Кен чувствовал себя так странно, он был беспомощен, он не мог двигаться, словно оцепенел, и не только от наркотиков, но и от безнадежности своего положения - он не смог бы справиться с Фарфарелло. Но между тем он ощущал каждый легчайший контакт, каждое прикосновение к коже. Но что больше всего поразило Кена, приведя его в состоянии ступора, это нежность. Нежность, которой он никогда не знал; тепло, которого он всегда хотел; ласка, которая нравилась его телу... Кен был покорным, когда обнаженной грудью Фарфарелло лег на его спину, обнял его всего и взял разом, единым движением, легко и быстро, почти без боли, как-то мягко, с чувством. Кен просто лежал под ним с открытыми глазами, прижимаясь щекой к матрасу, его рот был открыт, он тяжело дышал, тело сотрясалось от каждого упругого толчка. Все это было как во сне, словно его разум отделился от тела. Тело было там, на постели. Оно не сопротивлялось, оно поддавалось. А разум был где-то далеко, но смотрел на происходящее как будто через толстое волнистое стекло, и все казалось размытым и нереальным.

"Это происходит не со мной", - все время твердил себе Кен.

Фарфарелло не давал ему передышки в этой странной сексуально лихорадке, кончив, он начинал снова и снова, как будто в нем открылся неизведанный источник жажды. Он все никак не мог насладиться, напоить свое тело Кеном, ему хотелось больше и больше, он содрогался в бесчисленном оргазме. И Кен потерял им счет. Нет, он не кончал, но его тело кончало почти столько же раз, сколько Фарфарелло. Да, это был не он, а его тело, это просто не мог быть он, кто поглощал всю это нежную страсть, и это даже не мог быть Фарфарелло, кто дарил ему такое чувство. Разве мог быть Фарфарелло нежным, разве он мог получить удовлетворение, не пролив ни капельки крови?

Кен уже не помнил, в какой раз Фарфарелло овладевал им, но на этот раз он перевернул его на спину и поднял руки над головой Кена, привязав их к спинке кровати - он все же боялся, что Кен может убежать.

-Почему... ты... это... делаешь?... - с каждым ритмичным толчком выдыхал Кен.

Фарфарелло посмотрел в его глаза. Его лицо покрылось потом, сейчас оно казалось почти красивым, чувственность преобразило его, кровавая жажда ушла из взгляда, уступив место ласке, приоткрытые губы обрели нежные очертания. Фарфарелло прижался ко рту Кена, порывисто целуя его, Кен неумело ответил, как будто против воли, но тут же задохнувшись от слабости, от пронзившего его удовольствия, он закрыл глаза, чувствуя, что они наполняются слезами. Нет, так не должно быть... Это то, чего он всегда хотел, о чем мечтал... И вот оно, осквернено, опорочено захвачено врагом. Это не должен быть Фарфарелло, это должен быть Айя... неужели его мечта так легко могла быть разбита? Он не хотел этого удовольствия от Фарфарелло...

-Ты мой, - сказал вдруг Фарфарелло, когда оторвался от сладких губ Кена, - мой, я сделал тебя своим, я тебя пометил. И ты станешь моим скоро, не только телом, но и душой. Запомни, Кен...

Кен только изумленно покачал головой. Фарфарелло псих, и он зачем-то понадобился этому психу, и этому психу зачем-то понадобилось быть с ним нежным. Это все какая-то игра. Жестокая, извращенная игра, не иначе.

С этими мыслями Кен заснул, усталость взяла свое - он был утомлен и физически, и морально, даже неудобно заведенные над головой руки уже не причиняли неудобств.

Кен проснулся от того, что всю комнату заливало солнце. Вчера окно, кажется, закрывали тяжелые плотные шторы, но сейчас оно было распахнуто, и в комнату вливался теплый желтый свет. Кен поневоле улыбнулся, эта теплота согрела его. Просто грех хмуриться, если светит такое солнце. Потом он понял, что ему хорошо и от того, что ему удобно и мягко лежать в постели, его руки не были связаны больше. Кен резко сел и обернулся - Фарфарелло в комнате не было. А он развязан, и тело больше не чувствуется скованным и чужим, наоборот, после сна он ощутил себя бодрым и полным сил, ничего как будто бы и не напоминало о вчерашнем происшествии кроме татуировки на плече.

Мгновенно одевшись, Кен скользнул к двери. Фарфарелло даже оставил ему перчатку с когтями. Кен ничего не понимал, но не стал думать над этим. Дверь была открыта, в коридоре было пусто. Да, это действительно был коридор какого-то мотеля. Никто не помешал Кену уйти, только консьерж внизу лениво скользнул по нему взглядом, но ничего не сказал - очевидно, что ему не нужно было платить за комнату.

Мотель располагался не где-нибудь у черта на куличках, а в районе, который Кен отлично знал - рукой подать до "Конеко". "Фарфарелло обо всем позаботился", - как-то бездумно отметил про себя Кен.

Он бодро зашагал по тротуару. День и вправду выдался отличным, солнце ласковым, и настроение невольно поднималось. Айя едва поднял голову от прилавка, равнодушно скользнув взглядом по Кену, который вошел в цветочный магазин.

-Всем привет, - растерянно улыбнулся Хидака.

Оми бросился к нему и радостно обнял.

-Кен, ты жив! Как я рад.

Йоджи тоже обрадовано хлопнул его по плечу.

-Рады, что ты выкарабкался, мы уж думали, тебе конец...

Кен рассеяно слушал их, глядя на Айю. Тот поднял глаза и уперся тяжелым взглядом в лицо Кена. От этого стало не хорошо, но Кен не отвел взгляд. Сейчас вдруг его как никогда наполнила решимость завоевать Айю. Может это звучит и странно, но Фарфарелло даже в чем-то ему помог, он не причинил ему вреда, зато многому научил за эту ночь. По крайней мере, Кен чувствовал себя раскованно, что-то узнав о своем теле. Если Айе нужен секс, он сможет это дать ему.

-Ты же этого хотел? - раздавался в ушах холодный голос Айи.

Тот уже как два часа ушел, но Кен не мог заснуть, и эхо голоса Айи звенело в ушах.

Ему было больно, по настоящему больно, и физически, и в душе.

Айя пришел к нему этой ночью. Он как будто принял чувственный сигнал, который послал ему Кен, появившись утром в магазине. Весь день все шло как обычно, и Айя относился к Кену как и прежде. Но вечером, когда Кен вышел из ванны, на его постели сидел Айя. Боже, таким прекрасным Кен его еще никогда не видел. На Айе были надеты только черные джинсы. Алые пряди касались точеных плеч и только подчеркивали жесткий рисунок красивого лица. В суженных глазах, горевших ярким фиолетовым огнем, читалась решимость. Кен не успел даже хоть чуть-чуть прийти в себя от потрясения, как понял, зачем пришел Айя, понял и то, что Айя прочитал тот его взгляд, послание, которое Кен ненамеренно отправил ему.

-Зачем ты здесь? - тихо спросил Кен, все еще не веря своему счастью.

-Затем, чего ты так долго от меня добивался, - холодно проронил Айя.

Кен кивнул. На негнущихся ногах он приблизился к постели.

На что он надеялся, на поцелуй? Айя равнодушно кинул его на постель лицом вниз и одним точным движением спустил пижамные штаны Кена. Потом послышался звук расстегиваемой молнии... и... Кен только ошарашено открыл глаза, задохнувшись и вцепившись кулаками в покрывало. Боль вонзилась в его тело так глубоко, что на миг он потерял всякое ощущение происходящего, а потом чувствительность вернулась вместе с новой порцией боли. Ему даже казалось, что Айя вставил в него свою катану. Но нет, он чувствовал прикосновение кожи Айи, его руки, одна прижимала к постели его шею, другая царапала бедро, вздымая его навстречу порывистым точным движениям.

Нет, Айя не занимался с ним любовью, как он того хотел, Айя не занимался с ним сексом, Айя даже не трахал его - он владел Кеном, он доказывал свое господство, превосходство и силу. Только теперь Кен ясно понял, о чем говорил Йоджи. Боль была для Айи средством жить и что-то выразить. Он испытывал ее сам и болью он выражал отношение ко всему. Айя бы просто не смог делать это без боли. И она была здесь, она, вместе с Айей, овладевала Кеном. И теперь не было чувства, что разум и тело существуют отдельно, нет, они были слиты в один источник, в котором накапливалась эта боль. Словно по иронии воплотилось желание Кена - ведь он всегда хотел быть рядом с Айей, чтобы чувствовать тоже, что и он, впитать всю его боль, чтобы излечить. Но он не так себе все это представлял.

Когда Айя отбросил его от себя, Кен заплакал, просто слезы полились по щекам, а тело затряслось от всхлипов.

-Ты же этого хотел? - холодно сказал Айя, застегиваясь, - ты сам хотел, и я тебе это дал. Надеюсь, теперь ты доволен.

И он ушел.

Кен лежал, не смея пошевелиться. Была кровь, много крови, он чувствовал, и при каждом движении, хоть самом маленьком, она выливалась из открытой раны. Нужно просто полежать и все будет в порядке, утром все будет в порядке - убеждал он себя.

-Я сам этого хотел, - Кен убежденно повторил слова Айи, - я хотел перенять его боль, очистить его от нее, чтобы помочь Айю. Иначе нельзя. Но я уверен, что это поможет ему.

-Что это за ерунда? - только и спросил с равнодушием Айя, когда через три недели после их первой ночи обнаружил у Кена на плече странную татуировку.

Кен не был к этому готов, обычно он не представал перед Айей совсем обнаженным, тому это и не нужно было, поэтому Кен не знал, что сказать, но пока он подбирал слова, Айя уже хмыкнул равнодушно и потерял к этому интерес. Айе было все равно, да вот именно, так и было. Он приходил к Кену и каждый раз продолжал насиловать его. Нет, он не бил его, не был жесток в обычном понимании, с каждым разом физическая боль становилась меньше, и в конце концов Кен приучился переносить ее.

Жестокость Айи заключалась именно в ледяном равнодушии и пренебрежении к партнеру. Ни о каких чувствах не могло быть и речи, он не испытывал к Кену даже негативных эмоций - злости, ненависти, отвращения... Ничего. Но всегда приходил и просто брал, просто доказывал свою силу, превосходство. А в принципе, если б Кен захотел, он бы мог все прекратить, лишь попросив Айю. Айе было все равно... Но Кен этого не делал. Он все еще на что-то надеялся. Он верил, что в итоге сможет пробудить в Айе ну хоть какое-нибудь чувство к себе, пусть даже отвращение.

Но ничего не менялось. И чем холоднее был Айя, тем больше Кен невольно вспоминал Фарфарелло. Он не мог отвязаться от того ощущения, что испытал тогда, не мог забыть ту нежную силу, ту заботу и страсть, что дарил ему Фарфарелло. Он занимался любовью с врагом, и его насилует человек, которого он любит. Это было ужасно. Все было неправильно, Кен хотел, чтобы все было наоборот. Даже если бы Фарфарелло был жесток, то все переносилось бы не так мучительно. Но нет же, почему-то этому маньяку, этому жестокому убийце понадобилось быть нежным с ним, чтобы Кен раз за разом вспоминал ту ночь, мучаясь от жажды, от желания испытать это вновь. Он так хотел испытать это с Айей, но все больше понимал, что это невозможно.

Кен стал ловить себя на мысли, что думает о Фарфарелло довольно часто, и не только о той ночи, но и о нем самом.

Разве его смущало, что Фарфарелло был кровавым убийцей? Ведь он сам был убийцей. Он всегда относился к тем людям, которых нужно было убить, как к противным насекомым, тараканам, которых он давил - убить их, значит избавить мир от чего-то гадкого. И что с того, что Фарфарелло делал это с изощренной жестокостью, какая разница, в принципе, между жестоким убийством и просто убийством? Но он просто не мог понять, почему Фарфарелло был таким в ту ночь. Он был таким только с ним? И те странные слова, о том, что Кен будет принадлежать ему... Что это? Угроза? Как странно, он вовсе не боялся Фарфарелло, как раньше. Но ему хотелось ненавидеть этого психа именно за то, что тот был нежен с ним, именно за то, что дал Кену так много, то, в чем он нуждался, и нуждается теперь, отчаявшись получить это от любимого человека. Нет, чем дольше был он с Айей, тем больше понимал, что тут бесполезно что-либо изменить. Айе нравится быть таким, какой он есть. Это позволяет ему быть собой, это защищает его от слабости, а чувства для него всего лишь ненужная слабость, так говорил Йоджи.

Что же делать? Он любит Айю, но думает о Фарфарелло... Кен так запутался.

Йоджи сочувственно посмотрел на Хидаку, тот сидел перед телевизором, шел футбольный матч, но теперь Кен даже не смотрел на экран, хотя раньше его было невозможно оторвать. Кен так переменился в последнее время. Оми только постоянно удивлялся и пытался узнать у Йоджи, в чем же дело. Но мальчику ничего не надо знать об этом. А вот Йоджи все прекрасно понимал. Все дело в Айе. Да, Кен заполучил его в постель, но случилось именно то, о чем предупреждал его Йоджи. Айя что-то ломал в Кене каждый раз, и в юноше умирало то, что так нравилось окружающим в нем - его милая теплая улыбка, его сверкающие хорошим настроением глаза, солнечная живость и постоянная энергия, бьющая ключом. Если б Йоджи не был с Кеном в одной команде, то ни за что не поверил бы, что это профессиональный убийца. Каким-то образом им с Оми всегда удавалось сохранить невинность. А вот теперь Кен медленно угасал. Он все терпел, ни на что не жаловался.

-Он сам этого хотел, - холодно сказал Айя, когда Йоджи попытался поговорить с ним о том, что тот делает с Кеном.

-Ты ведь знаешь, что он совсем не этого хотел.

-Он хотел от меня любви? У меня нет любви. Это все, что я могу его дать. Если попросит, я остановлюсь. А он не просит меня остановиться. Значит, ему нравится.

Йоджи только вздыхал. Он знал, что Кену это не нравится, он ждет совсем другого, и надеется пробудить в их лидере какие-то чувства. Но для их лидера существует только Айя-тян. Все остальные лишь пешки в его руках, которые он использует для того, чтобы мстить. В который раз Йоджи понимал - бесполезно изменить Айю. Но ему не хотелось оставлять все так, как есть. Он пытался поговорить с Кеном, но тот с улыбкой мученика каждый раз отвечал, что любит Айю и ради него готов терпеть что угодно. Какая самоотверженность...

Йоджи присел на диван рядом с Кеном и взлохматил его темные волосы.

-Как дела?

Кен слабо улыбнулся.

-Нормально.

-Вот именно, что нормально, - вздохнул Йоджи. Раньше Кен бы принялся тараторить и рассказывать о чем-то с воодушевлением и интересом. Порой он казался Йоджи таким же как Оми - почти ребенком. А теперь Кен словно повзрослел. Но эта перемена была ему ни к лицу.

-Кен, долго это будет продолжаться?

-Я не знаю.

Йоджи удивленно посмотрел на него. Что-то новое... в голосе Кена послышалась обреченность. Раньше он был так упорен в своем стремлении смягчить сердце Айи. Кажется, он начал сдаваться.

-Какой ты упрямый, Кен-Кен, - поддразнил его Йоджи, - ну зачем ты губишь себя?

-Я не знаю, - опять произнес Кен.

Йоджи участливо прижал его к себе, и Кен уткнулся в плечо друга. Ему хотелось разрыдаться от жалости к себе, но он сдержался.

-Все будет хорошо, - проговорил Йоджи, заботливо погладив его по плечу.

Кен вздохнул, но ничего не сказал.

Шулдих скользнул в темную комнату Фарфарелло. Тот сидел на полу и любимый нож сиротливо лежал на полу, рядом с коленом. Хозяин уже давно не играл с ним. Фарфарелло все время, кроме заданий, сидел вот так на полу, глядя куда-то в одну точку. Шулдих не узнавал его. Фарф так переменился. Конечно, немец знал, в чем дело, но все же перемена поражала его. Они прекратили свои кровавые забавы, когда направлялись на прогулку по городу, отыскивая очередную жертву для жестоких мучений. Это всегда так нравилось Шулдиху. Конечно, он предпочитал манипулировать людьми с помощью телепатического таланта, но всегда любил и что-то новенькое, а Фарфи научил его, как вызывать у их жертв животный страх, почти мистический, суеверный ужас перед болью, перед кровью, перед смертью... У Фарфарелло был в этом талант. Конечно, тогда у Фарфи была только одна цель - заставить Бога рыдать кровавыми слезами своих жертв, Шулдих же, всегда имевший садистские наклонности, просто развлекался.

И они больше не спали вместе. Раньше они иногда проводили время в постели. Шулдиху Фарфи очень нравился, он был необычным, ни на кого не похожим, и с ним можно было делать все, что угодно. Правда, самого Фарфарелло секс как таковой не интересовал. У него были совсем иные удовольствия, а секс был нужен, чтобы сильнее унизить своих жертв или порадовать Шулдиха, только и всего. Но после той ночи с Хидакой все изменилось. Фарфарелло говорит, это потому что он познал настоящую любовь. Он сам сильно переменился. Из взгляда исчезла кровавая жажда убийств и боли, в нем появилось какое-то незнакомое Шулдиху выражение, наверное, свет любви. Одно свое фанатичное стремление Фарфарелло сменил на другое. Это было странно видеть. Фарфарелло просто сидел, постоянно думая о Кене, вспоминая ту ночь с ним, перебирая и смакуя эти воспоминания.

-И что ты теперь собираешь делать? - спросил его Шулдих.

-Ждать... ждать, когда Кен придет ко мне.

-Ты думаешь, он придет? - усомнился Шулдих.

-Вот увидишь, он еще полюбит меня. Я готов ждать сколько угодно.

Шулдих всегда поражался этому стойкому упорству Фарфа. Казалось, у него неиссякаемый запас терпения. Возможно, нечувствительность к боли выработало в нем эту стойкость ко всему, но он упорно продвигался к своей цели, не обращая внимания на преграды, а если нужно было ждать, то он ждал сколько угодно. Шулдих этого не мог понять, сам он был неугомонным и нетерпеливым.

-Брэдли очень доволен, что мы прекратили наши кровавые похождения, ему это вовсе не нравилось. А я без них скучаю, - пожаловался Шулдих.

Фарфарелло ничего не ответил, он понимал Шулдиха, но не мог вернуться к старому. Он уже говорил, что для него это не имеет смысла. То последнее приключение со священником было одним из множества таких же жестоких поступков, Фарфарелло и Шулдих были очень изобретательны по части боли и мучений. И теперь немец просто не мог представить, что Фарфи мог быть нежен и ласков с Хидакой... с Вайссом. Да даже с кем-нибудь другим. Но Кен стал для него единственной целью, а завоевать его любовь стало для него смыслом жизни. Ему даже стало жаль Фарфи. Влюбиться это так глупо, и приносит столько несчастий, особенно, если чувство безответно.

Шулдих сидел рядом с Фарфарелло на полу. Он уже измучился от скуки. Донимать Брэда было бесполезно. Этот американец был упрямым и твердолобым. Наги был раздражителен, да и что интересного дразнить этого пацана. С Фарфарелло ему всегда было весело, с тех пор, как под маской полного идиота он разглядел странную, но притягательную натуру ирландца. Шулдих им заинтересовался, его потянуло к Фарфу, у них было много общего и они быстро нашли общий язык. С ним Шулдих никогда не скучал. Раньше...

Немец прижался к боку Фарфарелло и поцеловал его голое плечо.

-Не надо, Шу, - спокойно попросил Фарфарелло.

-Ну почему? Мы с тобой так давно не развлекались.

-Я же говорил, что этого больше не будет. У меня есть Кен, я люблю его.

-Собрался хранить ему верность? - усмехнулся Шулдих, - это глупо. Думаешь, он хранит тебе. Да он по уши влюблен в Фудзимию.

-Для меня это не имеет значения. Я буду ждать сколько угодно, но до этого я буду хранить ему верность.

-Это же глупо, - возразил Шулдих, - почему бы пока просто не получать удовольствие?

-Нет, это не удовольствие. Так я могу выразить свою любовь к Кену, и только к нему. Прости, Шу. Но так надо.

Немец понимающе улыбнулся и вздохнул. Он знал, что Фарфарелло говорил правду и полностью убежден в этом. Ему впервые казалось, что ирландец по настоящему свихнулся, свихнулся от любви.

-Не понимаю, как ты можешь столько времени обходиться без секса. Я уже готов на стенку лезть.

-Ты всегда был шлюшкой, Шу, - безобидно заявил Фарфарелло.

-Да, ты прав, - согласился тот, - но разве ты не хочешь? Не хочешь опять этого с Кеном? - пытливо спросил он.

-Хочу, - Фарфарелло понял, что впервые у него появились желания, а не просто цель. Личные желания, для самого себя. Ему это нравилось. - Но я буду ждать, сколько понадобиться, - опять твердо сказал он.

-Ладно, - согласился Шулдих, - это твое решение, и я тебя уважаю. Ты прав, держись, Фарфи.

Он наклонился к другу и нежно поцеловал его в губы.

-Ну ладно, а я пойду в какой-нибудь клуб и сниму себе на ночь кого-нибудь.

Оказывается, Фарфарелло переоценил свои силы. В любви все было не так просто, как он думал. Это раньше легко было сохранять хладнокровие и упорство, но не теперь, не с Кеном. Он ждал уже целый месяц, и теперь просто ничего не мог поделать, с ума сходил, так ему хотелось увидеть Кена.

-Я больше не могу, - растерянно сказал он Шулдиху.

Тот сочувственно посмотрел на друга.

-И что ты собираешься делать?

-Я не знаю, я хочу встретиться с ним, но не знаю как.

-Да, пойти в их "Котенка" и назначить свидание Хидаке было бы глупо.

Шулдих немного подумал.

-Не волнуйся, я его выманю оттуда.

-Ты это сделаешь, Шу? - взор ирландца просветлел, - ты мне поможешь?

-Да, конечно.

Фарфарелло впервые поддался благодарному порыву, он обнял Шулдиха и чмокнул его в губы.

-Спасибо, - он улыбнулся, - скажи, почему так, почему ты всегда со мной, почему ты меня слушаешь, хочешь мне помогать?

Шулдих обхватил руками его талию.

-Потому что ты мой друг, Фарфи, потому что ты единственный, кто не относится ко мне, как к куску дерьма и не использует меня. Можно сказать, ты единственный, кто отнесся ко мне с пониманием и симпатией.

-Вряд ли я хороший друг, - Фарфарелло отошел, - я эгоист, я всегда думаю только о своих целях.

-Ничего, это не важно. Мне всегда было хорошо с тобой. И теперь я хочу, чтобы было хорошо тебе, чтобы ты тоже хоть немного насладился жизнью. К тому же, - добавил он, - мне просто интересно, чем кончится эта история с Хидакой.

Было уже темно, все разошлись, и Кен последним остался в магазине, чтобы все проверить и закрыть. Но он не спешил возвращаться домой. Он понял, что не хочет опять повторения всех этих ночей, когда Айя просто приходит и берет его с полным безразличием, потом бросает и уходит. Кен помотал головой, пытаясь разогнать неприятные мысли. Должен ли он покончить с этими отношениями? Есть ли смысл продолжать? Айе не нужна его любовь, а его близость так болезненна, так ранит Кена.

А тут еще Фарфарелло... сразу после их ночи Кен как-то не думал о произошедшем, он был так рад свободе, тому, что псих его не покалечил, и может быть, был просто рад приятной ночи... в общем у него не было причин переживать и хмуриться. Потом, из-за отношений с Айей, если это можно так назвать, это все отошло на дальний план. А вот теперь видения того страстного секса, что у них был, стали преследовать его. Кен хотел этого... пусть Фарфарелло враг, но не лучше ли ласка врага, чем жестокость любимого.

-О чем я думаю, - упрекнул себя Кен, - нет, так нельзя, я не должен так думать...

Нужно просто забыть о Фарфарелло и все. Но мучительный вопрос, почему враг подарил ему столько ласки, не выходил у него из головы. А так же то обещание, которое дал Фарфарелло - сделать Кена своим, почему он ничего не делает? Он забыл, ему это больше не нужно?

"Я что же, жду, когда он придет сюда и возьмет меня снова? - изумленно спросил себя Кен, - нет, нет, так нельзя".

Но вот перед ним опять предстало видение - Фарфарелло возвышается над ним, опираясь кулаками на кровать, и смотрит ему в лицо своим единственным, но таким пронзающим глазом, что от этого взгляда мурашки идут по телу. Он шепчет ласково: "Кен, Кен". И его лицо кажется нежным, в нем столько этой нежности, что Кену хочется раствориться в ней...

-Да что со мной, - Кен опять решительно помотал головой.

Чтобы избавиться от непрошеных мыслей, он решил прогуляться и развеяться. Свежий ночной воздух был приятен, но не избавлял от скрытых желаний. Кен шел, не разбирая дороги, только повторяя про себя: "Я не должен хотеть Фарфарелло, я не должен хотеть Фарфарелло".

-Но ведь хочешь, - раздался насмешливый голос прямо над ним.

Кен резко затормозил и чуть было не врезался в...

-Шулдих! - выдохнул он.

-Привет, Хидака, - засмеялся немец, беззаботно покуривая сигарету.

Глаза Кена налились ненавистью. Но он был полностью безоружен перед Шулдихом, а у телепата была мощная сила - власть над мыслями.

-Не бойся, я не собираюсь тебя мучить или убивать. Я тут по другому делу и с вполне мирными намерениями.

Кен подозрительно смотрел на него, гадая, что задумал этот Шварц.

-Я здесь сейчас не как Шварц, а скорее, как добрая фея, - он сам улыбнулся этой шутке, - в общем, решил помочь своему другу организовать свидание с тобой.

Кен недоуменно уставился на немца, не понимая, о чем тот говорит.

-Я о Фарфи.

-Фарфарелло? - выдохнул Кен, и заметил, как против воли при этом имени голос волнительно задрожал.

Шулдих тоже это заметил. Впрочем, ему было и так открыто смятение всех мыслей юноши.

-Ты ведь хочешь с ним встретиться? - промурлыкал Шу.

-Нет, - слишком поспешно крикнул Кен, - я не собираюсь встречаться с ним, и вообще разговаривать с тобой, Шварц.

Шулдих засмеялся.

-Да ладно, вы ведь провели такую жаркую ночь, и тебе хочется повторить. Разве нет?

-Нет, - помотал головой Кен, он понимал всю бесполезность отрицания. Не только потому, что Шулдих был телепатом, но просто любой бы обо всем догадался, увидев, как зарделся Кен при этом воспоминании.

-Ты только о нем и думал, разве нет? - и Шулдих мысленно послал ту картинку, которую некоторое время назад в магазине представлял себе Кен - Фарфарелло, обнаженный, склонившийся над ним, пот блестит на его мускулистых руках, тело трепещет от желания...

-Нет, - закричал Кен, мотая головой, чтобы избавиться от волнующего видения, - это все твои штучки, это ты заставил меня думать о нем!

-О нет, - улыбнулся немец, - я тебе только напомнил то, о чем ты думал все последние дни.

Кен покраснел. Шулдих был прав. Он не мог заставить Кена думать о Фарфарелло, ведь он не мог быть рядом все последние дни и ночи.

Пока Кен пребывал в растерянности, Шулдих решительно сказал.

-Итак, хватит упрямится, мальчик, - он протянул Кену ключи с номерком, - это ключи от номера в мотеле, - он указал на неприметное здание, в котором Кен с ужасом узнал тот мотель, в который Фарфарелло притащил его тогда.

Кен потупился, глядя на ключи, которые совал ему немец.

-Давай, бери и иди в этот номер, там у тебя будет свидание с Фарфи, - решительно сказал Шулдих, позвякивая ключами.

-Нет, - тихо сказал Кен, не глядя на Шулдиха.

-Не упрямься, - раздражительно сказал тот, - я знаю, что тебе хочется. А будешь упрямиться, придется применить силу.

Шулдих, нахмурив брови, посмотрел на него.

Кен понял, что тот вполне способен выполнить угрозу. Нет, он не хотел идти туда под силой или потому что ему внушил этот телепат. Но он хотел пойти туда, бесполезно это скрывать. И он пошел сам, вырвав у Шулдиха ключи. Тот рассмеялся вслед: -Вот и молодец, Кен-Кен, хороший мальчик, - и напоследок отправил Кену видение Фарфарелло, обнаженного, лежащего на постели в ожидании его.

Кен вздрогнул от возбуждения, но не замедлил решительного шага.

Довольный Шулдих посмеивался, глядя ему вслед.

"Желаю хорошо повеселиться, Фарфи", - мысленно пожелал он другу с благодушной интонацией.

"Спасибо, Шу", - получил он в ответ.

Шулдих улыбнулся.

"Удачи, и отделай его хорошенько. А я пошел искать себе на задницу приключений!"

Дрожащими руками Кен пытался вставить ключ в замок, но тот все время падал. В животе покалывало и теплело, казалось, что все кости таят от возбуждения. С волнением Кен думал, где сейчас Фарфарелло, в номере? Тогда почему он заперт? Или он придет позже? И холодной волной накатилась мысль - а что же я вообще тут делаю? Наконец замок поддался. Кен медленно отворил дверь и, крадучись, проник в темноту комнаты.

Фарфарелло стоял прямо перед дверью, заложив руки за спину и переминаясь с пятки на носок, с нетерпением ожидая, пока Кен войдет. Кен вздрогнул, когда увидел его, и прижался спиной к двери. Фарфарелло подошел к нему вплотную, так что теплое дыхание коснулось лица Кена.

-Не бойся меня, Кен, - нежно прошептал Фарфарелло.

-Я и не боюсь, - с волнением, но твердо произнес Кен.

Он знал, зачем пришел, знал, что хотел этого, и знал, что назад хода нет. Фарфарелло увидел на его лице выражение решимости, но робость в глазах. Одной рукой он обнял Кена за плечи, а другой погладил по лицу, нежно обводя контуры подбородка, пройдясь осторожным движением по губам, переносице, погладил висок. Кен, не отрываясь, следил за ним. Один глаз Фарфарелло светился в темноте, в этом было что-то жуткое, но и возбуждающее, в этом взгляде Кен видел столько страсти и нежности, что готов был задохнуться. И даже в этой пиратской повязке на другом глазу было что-то дико сексуальное. Он сам не ожидал от себя такой смелости, но все же подался вперед и прикоснулся губами к щеке Фарфарелло, так и не решившись поцеловать в губы. Фарфарелло улыбнулся, он наклонился и нежно поцеловал губы Кена, ласково разделяя их языком. Кен позволил этот глубокий, проникающий поцелуй. Его пронзила такая дрожь, что он буквально упал в объятия Фарфарелло. В его сильных руках он чувствовал себя спокойно и уютно, надежно и доверительно. Тот с силой его сжал, Кен стиснул его плечи, и вот они уже целовались со всей страстью и нетерпением, отпуская руки в нетерпеливо путешествие по их телам, попутно расстегивая и снимая одежду.

Фарфарелло упал на постель, в объятии увлекая за собой Кена, потом перевернулся, налег на него, и, прищурившись, вгляделся в лицо, подняв руки над головой юноши и крепко прижав запястья к постели.

-Ты меня привяжешь? - испуганно спросил Кен.

Фарфарелло помотал головой.

-Нет, ты ведь сам пришел. Ты же не захочешь уйти, правда?

Кен кивнул и закрыл глаза, позволяя Фарфарелло глубоко поцеловать себя и проникнуть в свое тело. Он забыл, как дышать, весь поглощенный этим невероятным сочетанием нежности и силы, заботы и страсти, что дарил ему Фарфарелло. Кен забыл обо всем. Забыл, кто перед ним, кто он сам. Сейчас они были просто партнерами, просто любовниками...

И вновь Фарфарелло брал его бессчетное количество раз, ненасытно, словно никак не мог получить удовлетворение, хотя удовольствие каждый раз было таким острым, таким глубоким, что почти изматывало. Потный и усталый Кен, прикрыв глаза, смотрел на Фарфарелло, который возвышался над ним, точно так, как он себе представлял.

Он вздрогнул. Все-таки, это был Шулдих, кто заставил его думать об этом или он сам? Кен сощурился. Как и в первый раз, он задал этот вопрос:

-Почему ты это делаешь со мной?

-Я хочу тебя, - просто ответил Фарфарелло, проводя горячей рукой по влажной груди Кена, чтобы вызвать новое волнительное желание.

-Нет, я хочу знать, почему ты не мучаешь меня, почему не режешь, не пускаешь кровь? Ты ведь это любишь? - пытливо допрашивал Кен, - почему не причиняешь мне боль?

Фарфарелло перестал гладить Кена, он глубоко заглянул в его карие глаза, потом сжал его голову руками и хрипло, чувственно, но с глубоко затаенным страданием, произнес:

-Я никогда не сделаю тебе больно, Кен.

-Почему? - прошептал юноша.

-Я люблю тебя, Кен.

Кен с трудом сглотнул.

-Любишь? ТЫ?

-Да, я, и если я полюбил, то это насовсем, поверь мне. И я добьюсь, что ты тоже полюбишь меня, Кен.

-Ну нет, - яростно воскликнул Кен, вскакивая с постели, и совсем забыв о стыдливости, стал решительно подбирать с пола одежду.

То, что он захотел Фарфарелло и оказался с ним постели, еще ничего не значит. Не значит, что он должен любить его только из-за хорошего секса. Он любит Айю, а не этого психа.

-Я знаю, что ты любишь Айю. Но он тебя не любит, - тихо произнес Фарфарелло и увидел, как Кен нервно дернул лопатками.

-Откуда ты знаешь? - глухо спросил тот, - тебе Шулдих рассказал?

-Нет, я сам знаю. Он не любит тебя. Ты несчастен, я вижу это по твоим глазам.

Кен медленно обернулся, с удивлением глядя на Фарфарелло.

-Иначе бы ты не пришел ко мне... - грустно добавил ирландец.

-Мы ведь враги, - севшим голосом произнес Хидака.

-Нет, скорее соперники, конкуренты - ничего личного. И ты не враг мне, Кен, никогда не был.

Кен вздохнул, он теребил в руках свою одежду, не зная, что делать. Уйти? Какой смысл? Ведь он хочет остаться. Там его никто не ждет, Айя его не ждет. Даже Фарфарелло знает об этом. А он тут, он ждет Кена, и ему с ним хорошо.

"Да к черту все", - в сердцах воскликнул Кен.

Он бросил на пол одежду и вернулся на постель, в раскрытые объятия Фарфарелло...

Когда он уходил, уже под утро, Фарфарелло обнял его и сказал:

-Я буду ждать тебя здесь каждый вечер. Но ты придешь, только когда тоже полюбишь меня.

-Я не полюблю тебя, никогда, - возразил Кен.

Фарфарелло ласково убрал его челку с глаз и поцеловал в лоб.

-Полюбишь, вот увидишь. Если уж я сумел полюбить, то и ты меня полюбишь. Я уверен. Я буду тебя ждать.

Он хотел поцеловать Кена на прощание, но не стал. Нет, он получит все сполна, когда Кен его полюбит.

Озадаченный Кен выскользнул за дверь. Он прислонился к стене в коридоре.

-Что же я делаю? - произнес он, закрыв глаза, - неужели он думает, что я и вправду его полюблю, - Кен попробовал усмехнуться, но понял, что не может.

Айя равнодушно скользнул по нему взглядом, как всегда. Кен не счел нужным никому объяснять, где он провел ночь, Оми попытался было расспросить, полагая, что у Кена было свидание с девушкой, но тот молчал. Йоджи только удивленно посмотрел на младшего приятеля, но, увидев замкнутое выражение лица Кена, не стал его пытать.

Вечером Айя как обычно пришел к нему, словно это была его привычная, но неприятная обязанность. Только увидев это каменное выражение лица, внутри Кена все сжалось от боли.

-Нет, Айя, уходи, больше этого не надо, - твердо сказал он, пряча глаза.

-Передумал? - холодно сказал Айя, - ну ладно, как хочешь...

И Айя ушел все с тем же выражением лица.

Кен уткнулся в подушку, больше не сдерживая рыданий. Как же больно, как тяжело. Он считал, что правильно поступил, прекратив все с Айей, но это было так трудно перенести. Почему все так происходит? Почему он любит Айю и никак не может забыть это чувство? Почему Фарфарелло так нежен с ним, почему Фарфарелло его враг? Почему он не любит его?

-Нет, я никогда его не полюблю, - твердо сказал Кен.

При воспоминании о вчерашней ночи в животе мягко разлилось тепло, превращаясь в томительный жар. Он был уверен, что хочет этого снова. Фарфарелло сказал, что будет ждать, но только когда Кен его полюбит. Кен перевернулся на спину и вздыхал, глядя в потолок.

-Что делать? Я хочу пойти туда снова, но я не полюблю его.

Засыпая, Кен подумал: "Но неужели он выгонит меня, если я приду?"

Он вспомнил, какой жар разгорался во взгляде Фарфарелло при виде его. Нет, ирландец его не прогонит, улыбнулся Кен.

-Нет, ты и вправду спятил, Фарфи, - недоверчиво усмехнулся Шулдих, - так и сказал, чтобы он приходил, когда полюбит тебя.

-Да, - довольно кивнул Фарфарелло.

-И что, ты будешь ждать его там каждый вечер?

-Буду.

Шулдих покачал головой, он сел рядом с другом на пол и обнял его за плечи.

-Послушай, Фарфи, неужели ты думаешь, что он придет?

-Я уверен. Он меня полюбит, я знаю это. Я чувствую, - убежденно говорил Фарфарелло, - ему было хорошо со мной вчера.

-Послушай, мне кажется, ты путаешь любовь и удовлетворение. Да, он хочет тебя, но любит-то он Фудзимию.

-Он его разлюбит, - с еще большей убежденностью заявил ирландец, глядя на Шулдиха, - он полюбит меня, я точно знаю.

Немец сочувственно смотрел на друга, гладя его по плечу. Да, если Фарфарелло что-то вбил себе в голову...

-Вот увидишь, - решительно сказал Фарфарелло, глядя куда-то в пустоту, - он придет. А я буду ждать, сколько понадобится.

Кен терпел целую неделю. Айя больше не обращал на него внимания, только на миссиях и по делу. Но вел себя так, словно у них ничего и не было. Кен даже почувствовал себя как-то спокойнее, свободнее, словно скинул то, что тяжело на него давило все время. А любить Айю на расстоянии значительно легче. Йоджи заметил перемену в Кене, тот перестал быть таким замкнутым и подавленным. Кудо был очень доволен этим. Все-таки с Айей Кен только страдал. Кен страдал и теперь, но как-то не так остро, как прежде. Это было бы более болезненно, если бы все мысли Кена не занимал Фарфарелло и воспоминания о той чудесной ночи. Он даже поверить не мог, что все бывает так восхитительно. Но вот слова этого безумца...

"Нет, я не смогу его полюбить", - Кен разрывался. Ему так хотелось пойти, но он знал, что не сможет предложить своему врагу ничего, кроме секса. Ведь он по-прежнему любил Айю...

Но в тот мотель Кен все-таки пошел... Он не смог больше бороться с собой, поэтому на свой страх и риск отправился к Фарфарелло.

Бледное лицо ирландца озарилось неимоверной радостью, когда тот увидел Кена на пороге номера. Тот никогда бы не подумал, что этот странный Шварц, который не испытывает никакой боли, может испытывать столько эмоций.

Не дав Кену сказать ни слова, Фарфарелло схватил его в охапку, и в этом крепком объятии они повалились на постель.

Фарфарелло все никак не мог оторваться от губ Кена, жадно целуя их, а когда разорвал нетерпеливый поцелуй, чтобы перевести дух, то с мучительным нетерпением вглядывался в лицо Кена, словно взглядом пытаясь его поглотить.

-Ты пришел, ты все-таки пришел, - озаренный улыбкой, прошептал Фарфарелло, погладив Кена по щеке, - ты ведь любишь меня, Кен?

В этом голосе было столько радости и убежденности, что Кен не выдержал и мучительно отвернулся. Фарфарелло все понял, тень разочарования набежала на его лицо, омрачив ясный, светящийся взгляд. Он вздохнул, но потом прижался щекой к груди Кена и произнес обречено:

-Ничего, я все равно рад, что ты пришел.

Кену казалось, что он заразился ненасытностью Фарфарелло. Они сжимали друг друга в объятиях в полном забвении, не чувствуя усталости, а только еще большую жажду, в которую разжигало в них удовольствие.

Кен запрокинул голову, когда Фарфарелло вновь вошел в него. Словно горячий ком прокатился от горящих щек до кончиков пальцев. Кен широко раскрыл глаза и посмотрел на Фарфарелло. Он не удержался и коснулся его щеки, погладил это лицо, которое казалось ему таким красивым сейчас. Потом крепко схватил плечи Фарфарелло, заставляя его втиснуться в себя сильнее, глубже, от этого обоих обдало жаром, и Кен горячо зашептал ему в ухо:

-Обещай мне, обещай... что если мы встретимся с вами... со Шварц... как враги... то ты, именно ты убьешь меня, и никто другой...

Фарфарелло кивнул.

-Обещаешь?

-Да, обещаю. Ты хочешь, чтобы я поклялся на крови? - он замер и внимательно посмотрел на Кена.

-Нет, мне достаточно твоего слова.

-Тогда ты мне обещай тоже самое.

-Обещаю, - простонал Кен от невыносимой пытки удовольствия, ему так хотелось, чтобы Фарфарелло двигался вновь, - обещаю, что я убью тебя и никто другой, - воскликнул он, приподнимая бедра навстречу и обхватывая талию Фарфарелло ногами, - прошу тебя...

В ответ на его мольбу Фарфарелло стал двигаться быстрее...

Когда утомленный и довольный Кен заснул, прижавшись к нему, Фарфарелло смотрел на это нежное лицо, по детски открытый рот с припухлыми губами, дрожащие слипшиеся ресницы. Он погладил Кена по щеке, потом провел ладонью по шее, его рука опустилась на плечо, там где была татуировка, такая же, как у него.

-Эти два соединенных креста, это мы, - пробормотал Фарфарелло, он провел пальцем вначале по белому, потом по черному, - это ты и я. Мы вместе. Мы теперь вместе, Кен. Ты дал мне клятву убийства. Ты не представляешь, насколько сильно мы связаны теперь. Но это только начало...

Он замер, потом наклонился и едва коснулся губами губ Кена.

-Но ты еще дашь мне клятву любви, - он улыбнулся, - да-да, любимый, мой Кен. Ты мой. И я твой. И ты меня еще полюбишь, я знаю...