Картинки, сменяющие одна другую...

Для di'Anel Luchiel Samour
С любовью и наилучшими пожеланиями
Картинки, сменяющие одна другую...
(сборник)

8.07.2003

Утро. Когда я проснулась, уже пришло Утро, нежно вторгаясь в сладкую дремоту своими ласковыми лучами. Ароматная свежесть, отзвуки дождя долетали в мой еще сонный мир вместе с легким ветром, который осторожно колыхал занавески, пробирался по комнате, точно маленький воришка. Утренние лучи пробивались сквозь запотевшее стекло, отражаясь от множества крохотных капель затейливой игрой света. Мир тонул в этом легчайшем ощущении утра после давящих отзвуков громыхавшей где-то в глубине ночи грозы.

Я лениво потянулась, тело неохотно отзывалось на малейшее движение, его притягивала сладкая лень, послевкусие ярких, сверкающих и мерцающих снов, далекие впечатления недавнего, нереального мира, которые еще словно оставались здесь, запутавшись в светлых кончиках ресниц, опав легчайшей тенью на смятые подушки, кружась вместе с крошечными перышками и прозрачными пылинками в кристальном и свежем воздухе.

Сухой, теплой ладонью я провела по измятой простыне, поднимаясь с кровати. Причудливые, манящие оковы сна отпустили меня. Я подошла к окну, ведомая ветром, который касался руки, волос, гладил по щекам, будто уговаривал проснуться, торопил поскорее окунуться в удивительную, неуловимую красоту, которую сулило это утро.

Тончайшее кружево занавески приглашающе разлетелось в стороны, светлый день уже стучался в окно. Я приникла лбом к холодному стеклу, снаружи по нему еще стекали алмазные слезы холодной ночи, вперемешку с каплями дождя. Но теплые лучи безжалостно сушили их и стирали с лица мира, изгоняя все печали и страхи, что преследовали в темноте, те, что принесла с собой ночная гроза, от которой теперь остались лишь воспоминания. Но гроза не посмела ворваться и нарушить мой сладкий мир грез и пробуждения.

Лучик солнца скользнул сияющим бликом по ободку кувшина, упал в чашу с холодной водой, покачиваясь в ее мягких переливах, как резвящийся маленький зайчик. Я беспощадно вспугнула его, зачерпнув ладонями пригоршню студеной воды, чтобы омыть лицо. Вода окончательно очистила меня, пробудила, смахивая с ресниц кусочки сновидений, еще не растаявших на солнце. Холодная вода пробуждала к жизни.

Я вышла наружу. Новый день звал и манил меня, всем своим существом я рвалась навстречу солнцу. Оно уже перекатилось на свой румяный бок, нежась в мягкий перинах пушистых, кучевых облаков. Лазоревое небо трепетало, как гладкий шелк, расстилающийся над бирюзовым морем. Море было бескрайним. Спокойным и прекрасным. Ленивая волна с окантовкой из кружева белой пены накатывалась на золотистый песок, лаская его, мимолетно и нежно, как чувственный любовник, чтобы потом опять уйти, оставив сожаление и жажду этого торопливого касания. Но волна приходила вновь, и вновь ласкала песок. Море тихо шумело, рассказывая небу и птицам свои сны. Пальмы клонили к воде свои тонкие станы, любуясь отражениями в прозрачной воде, и как стыдливые девицы прикрывали лица руками-листьями, роскошными, как веера из страусовых перьев.

Я шла босиком по мягкому песку, к воде за мной протянулась частая цепочка следов. Волна, набегая на берег, слизывая с него мелкие ракушки и остатки водорослей, выброшенных ночью на берег во время грозы, дотягивалась до моих ног, окутывая их мягким, влажным теплом. Хотелось сладко потягиваться от этой ласки. Я присела на корточки и окунула кончики пальцев в воду. Словно приняв игру, волна потянулась ко мне, обрызгав всю руку...

Я посмотрела на горизонт. Всюду была бесконечная даль и тишина. И ни единой живой души вокруг. Только эти небо и море, играющие друг с другом в странные любовные игры. Только шепот ветра в шелестящих листьях. Только это нежное утро...

Иногда из тоненькой щели неплотно задвинутых ставень наружу пробивался тоненький дрожащий лучик от свечи, стоящей на подоконнике. Ветер, как бродяга, жался к окну, скулил и скребся, просясь внутрь.

Только бродяги и дикие собаки ходили по узким кривым улочкам в этот час. Они прижимались ближе к стенам домов, и только их неясные тени плясали по тротуарам в свете серебряной луны.

Ветер завывал в печных трубах, со скрипом качал флюгера, поворачивая их стрелки то на запад, то на восток, словно не мог решиться, куда же ему полететь.

Неровные силуэты крыш, кривые трубы... искореженные тени...

И только одна посреди этого леса, с ровными очертаниями, плавными линями, нестерпимо идеальная, так непохожая на все остальное в этой жалкой ночи.

Ангел сидел на краю крыши, свесив ноги с карниза. Черные глаза его внимательно вглядывались в закрытые деревянными ставнями окна. Ветер не тронул ни единого черного, как ночь, волоска на его голове, окутанной серебристым сиянием. От каждого его пальца на руке к небу тянулись золотые лучи, которыми он рисовал созвездия в далеких галактиках, не видных отсюда. Идеально-ровные тени крыльев, сложенных за спиной. Черных, с синим отливом.

Ангел часто сидел на крышах этого города, покрытых красной черепицей. Он часто заглядывал в закрытые спящие окна и сны людей. Ни одна душа не была для него тайной. Он видел сны и мысли, маленькие, робкие мечты, которые едва кто-то мог себе позволить, и прятали их тщательно, даже от самих себя, как приворованное добро в тяжелый сундук под замком. Это все уже не было интересно ангелу. Ему казалось, что во всем этом городе не осталось ничего интересного... Если не во всем этом мире... Но что-то его не отпускало, не давало сорваться с места и улететь отсюда. Что-то тянуло, манило. Как запах увядших лепестков роз хранит еще нежное и едва уловимое воспоминание о богатом аромате свежих цветов, так и этот уродливый город еще таил где-то в недрах своих трепетное воспоминание о том, что когда-то люди умели мечтать. И казалось ангелу, что еще не все потеряно, что что-то он пропустил, и где-то еще ждет его прекрасная и светлая тайна. Он ждал и искал. Он невольно привязался ко всем людям, плохим или скучным, за чьими снами он наблюдал, и нежно, почти с любовной заботой, отводил от них ночные кошмары, пугал темных демонов, что никогда не дремали и рыскали в округе.

Она прижимала маленькие ручки ко рту и дышала на них, пытаясь согреться. Ее тело дрожало от холода, но в ее душе горел огонь. Маленький, как язычок свечи, но в тоже время жаркий и прекрасный, опаляющий своей мощью, как вулкан, как горячая звезда. А над огоньком, как бабочки, порхали яркие и прекрасные мечты, такие смелые, не боящиеся сгореть, они жадно летели к этому огню, и пламя, восхищенное их смелостью, щадило их пестрые крылышки, только ласково облизывало красными языками.

Ангел был очарован, он не мог оторвать глаз, он не мог справиться с тем восхищением, что родилось в нем при взгляде на эту девочку. Такая маленькая, но такая смелая. Он вмиг знал о ней все... бедная маленькая сирота, которую, как и всех ненужных детей, заставляют выполнять самую трудную работу, которые не знают ни ласки, ни тепла. Мир так жесток к этим бедным сиротам. Мир людей... Но ангел знал, что у этой девочки есть другой мир. Недоступный жестоким, черствым сердцам... прекрасный и волшебный.

Ангел был счастлив. Он понял, что нашел тот драгоценный камень среди мусора и грязи. И он решил, что теперь всеми силами будет охранять душу этой маленькой девочки.

Когда она закрыла глаза, он осторожно опустился у изголовья ее кровати. Девочка мирно дышала во сне. Серебристой прозрачной рукой ангел прикоснулся к ее лбу, посылая самые прекрасные в мире сны. Губы девочки растянулись в улыбке, такой нежной, по-детски доверчивой и непринужденной. Ангел знал все тайны этого мира. Только дети могут так улыбаться. Только дети еще не разучились мечтать... Он знал, что будет прилетать к этому окну каждую ночь.

И вот теперь она нетерпеливо вглядывалась в очертания соседней крыши, не мелькнет ли среди силуэтов труб и слуховых окошек черная крылатая тень. Ангел всегда сначала опускался на соседнюю крышу и оттуда смотрел на окно девочки, он всегда сначала смотрел... а ждет ли она его еще... Он не хотел бы однажды прилететь и узнать, что это окошко для него закрыто, и теперь он может смотреть на него только с соседней крыши. Но чем больше ночей он проводил рядом с девочкой, тем сильнее его самого охватывала вера и надежда, что так не случится. Что девочка особенная. Иногда и в жестоких правилах этого мира бывают исключения. Иногда, даже распрощавшись со светлым миром детства, люди не теряли способности и желания мечтать и верить в чудеса. И теперь ему все больше и больше казалось, что девочка именно такая. Ангел был счастлив.

Тогда девочка все понимала и не боялась... но не теперь... Сейчас она просто отказывалась верить и понимать, что есть в мире такое зло, которое способно навредить ангелу... Зло, исходящее от человека.

Раненное крыло ангела жалко торчало в сторону. Кровь, алая, как заря, с серебристыми искорками, стекала по сине-черным перьям. Из глубокой раны торчал острый осколок зеркала - осколок разбитой мечты, осколок ушедшего детства и взрослости, внезапной вторгшейся в мир мечты. Разбитые мечты причиняли самые сильные страдания и оставляли самые глубокие раны на теле ангела. Он едва долетел до окна девочки, слишком слабый и подавленный. А теперь совсем лишился сил.

Девочка все поняла. Она давно все знала. Знала и то, что пора ее взросления не за горами. Она не знала, сможет ли сохранить свою душу такой же чистой и яркой, не погаснет ли в ней тот огонь, так привлекший ангела. Но ей была невыносима мысль, что и она может причинить ангелу такие страдания своими разбитыми мечтами. "Ради него я должна продолжать верить и мечтать", - твердила она себе.

Хрупкими руками она ухватилась за кусок стекла, который разрезал кожу на ее тонких пальчиках легко и жестоко. Ангел беспомощно смотрел на нее. Он молил девочку остановиться, но все же нуждался в ее помощи, потому что никто иной не смог бы спасти его.

Взгляд девочки был твердым и решительным, он давал ангелу силы. Не бойся, говорила она. Закусив губу, чтобы не кричать от боли, девочка тянула кусок стекла, глубоко застрявший в крыле ангела. Он едва поддавался, лишь сильнее резал и ранил плоть ангела и девочки. От крови, стекавшей по ее пальцам, осколок выскальзывал из рук, но девочка хваталась за него еще крепче, не обращая внимания на усиливающуюся боль. Кусок стекла упал на пол, весь перемазанный кровью ангела, смешавшейся с кровью девочки. Красные капли разбрызгались повсюду. Ангел виновато и благодарно улыбнулся девочке. А она опасливо смотрела на глубокую рану в поникшем крыле. Девочка покачала головой. Она опустилась на колени и залезла под кровать. Оттуда она достала шкатулку, в которой лежали ножницы, подушечка с иголками и одна катушка с нитками - это все, что было у девочки, чтобы она могла чинить свою одежду. Она растерянно показала ангелу катушку с нитками и робко произнесла: "Красные...". На что ангел ласково улыбнулся и кивнул. "Ничего, ничего - красные тоже хорошо".

Очень осторожно, аккуратными стежками девочка сшивала рану ангела. Красные нитки ярко выделялись на фоне черно-синих перьев. Руки дрожали, девочка была страшно напряжена, но все же собрала всю волю в кулак, заставляя себя быть сильной и не бояться. Ангел так гордился ей, она была такой прекрасной, такой смелой. Он вновь смог гордо расправить крылья, и только красные нитки теперь напоминали о его страшной ране. Он улыбнулся девочке сияюще и ласково.

"Ты прилетишь еще?" - спросила она.

В этот раз он не ответил, как обычно: "Если ты будешь верить и ждать".

Теперь он просто сказал: "Да, прилечу...".

И улыбнулся.

...

Не забудь.
Я приду, как сон.
Я как солнце.
Я коснусь тебя робкой ладонью.
Унесу, улечу, и с собой заберу,
Не отнимет никто, не догонит.

Ты моя, ты не знаешь, не веришь, не помнишь...
Ты моя, ты не знаешь, не ждешь и не хочешь
Этих мук, плена рук и сердец...
Но я жду, что однажды проснется в душе
Тихий звон обручальных колец...

Я подхожу к роялю и сажусь за него. Дрожащими руками поднимаю крышку. Я так боюсь, что они подведут меня вновь... убираю ткань с клавиш... Вот они блестят в полумраке, как белые кости, как черные провалы...Они и тянут меня и пугают... Да, я боюсь, боюсь опять, что у меня ничего не получится. Что теперь это стало уже закономерностью.

Я осторожно касаюсь клавиш. Они так послушно продавливают под моими пальцами... Боже, как они послушны! И рождается чудо, приходит музыка! Как легко льется музыка. Она так прекрасна, она заполняет весь воздух, окутывает меня своей магией... Неужели? На глаза наворачиваются слезы счастья. Музыка, моя музыка... Она вновь покорна мне. Я вновь могу создавать музыку... Я чувствую себя богом, почти богом... Я могу творить, я могу лепить из звуков мечты и надежды. Я могу повелевать чувствами и сердцами! Я могу, о боже, неужели я вновь могу?!...

Но вот звуки корчатся и ломаются, срываются, как от боли, музыка стонет в агонии... и я с сухими слезами сгибаюсь, прижимая к груди руки... Мои руки опять меня подвели... и вот уже моя старая знакомая музыка, с которой мы столько лет жили бок о бок, теперь она мне неподвластна. Когда-то я умел создавать музыку... Когда-то я умел извлекать из клавиш волшебство... Эта музыка была сродни чуду, от нее замирали сердца... души склонялись перед мои талантом...

И что теперь? Я стар и болен... мои бедные несчастные пальцы... Они скрючены артритом... они похожи на уродливые птичьи лапы. Теперь мои пальцы знают только боль... они уже не способны творить волшебство...

И сколько бы я ни пытался...

Музыка переливается в воздухе, течет ручьем, несет душу в рай, а потом звуки начинают ускользать от меня, они уже непослушны... музыка больна, она корчится от боли, как и мои пальцы... звук метается то вверх, то вниз, в стороны, шарахается от меня, как от чумного... Да, я болен... болен не только артритом... но и старостью... Я беспомощно плачу, прижимая свои искалеченные руки... скоро я не смогу даже застегнуть ими пуговицы, скоро я не смогу обходиться без теплых перчаток даже в самую жару...

Но пока... пока еще я пытаюсь играть... Пока еще у меня есть силы, и есть какая-то надежда, что в этот раз я смогу доиграть мелодию до конца, и она не оборвется. Пока еще у меня есть силы на эту надежду... есть силы подходить к роялю, даже зная, что с каждым разом у меня все меньше и меньше возможности возродить свою музыку... Моя музыка умирает... И что же будет со мной... Как же я останусь один, вот такой старый и беспомощный, без своей музыки... кем я буду?

Но я опять поворачиваюсь к роялю и кладу руки на клавиши... Может быть вот сейчас у меня получится?

...

После,
Это все после...
После вчерашнего.
Тихие просьбы,
Ненастоящие...
Робкие, нежные,
Чужие и страстные.
Ненастоящие, не уходящие.
Уйти и остаться,
Решить и не верить.
Только вчерашнее
Ломится в двери.
Все это было,
И теперь не уходит.
Совесть не мучает,
Но память подводит...

Холодный ветер наотмашь бьет по лицу, хлещет моими грязными волосами, бросает в лицо снег и дождь, мокрый, пронзающий до костей... Я наступаю босыми ногами в холодную грязь, оступаюсь на острых камнях, если падаю, то меня грубо поднимают мои конвоиры и подталкивают в спину. На мне лишь тонкая разодранная и грязная рубаха до колен, а на шее обрывок веревки...

Все мое тело болит от страшных ран. Мои глаза, опухшие от давно выплаканных слез, устремлены на помост, где вокруг столба уложены огромные вязанки хвороста, охрана с факелами уже готова поджечь их... Маленький священник переминается с ноги на ногу, поджидая меня, чтобы спросить последний раз о раскаянии... Но я не собираюсь ни в чем каяться... К чему? К моим словам никто не прислушался, говорило мое тело, которое терзали пытками... Теперь я лишь разбитый кусок плоти...

Правду знают только они... Только эти перекошенные злобой лица, эти глотки, изрыгающие плевки и проклятья.

-Ведьма! Ведьма, - кричат они, - сжечь ее!...

Только это единственная правда... но истина уже не имеет значения...

Я медленно иду вперед, я не могу ни сдержать, ни ускорить шаг, чтобы позволить толпе вдоволь удовлетворить свою злобу, чтобы позволить свершиться Божьему суду...

Я теперь не верю в Бога... его именем меня прокляли и заклеймили ведьмой... Мне теперь все равно, что будет со мной после смерти, буду ли я прощена... Я жила, как могла, я не делала зла... Гораздо больше его причинили эти палачи в сутанах... но не мне их судить... я уже никто... Я только смотрю на перечеркивающий небо, торчащий кверху столб, как грозный перст, указующий на праведную жизнь, на то, к чему мы должны стремиться всеми своими поступками...

Скоро мои руки примотают вокруг него, обвяжут веревками, скоро запалят щедро подготовленные сухие вязанки хвороста, и пламя разгорится весело и жарко, и долго будет огонь терзать мою плоть своими нещадными когтями, и горло мое душить будет дым... А толпа будет смотреть и надрывать глотки:

-Ведьма! Ведьма! Сжечь ее, сжечь!...

И конечно они будут правы, и никто не посочувствует моим страданиям... Люди жестоки и эгоистичны в своем счастье и несчастьях других... А ведь это может случиться с каждым из них...

...

Тени по потолку,
Скользят
И шепчут.

Свечи на окне стоят
И дышат...
Рисуют узоры
Горячими каплями,
Мерцают огнями,
Светлыми, жадными.
Зовут кого-то,
Кто в тьме блуждает,
И дарят свет,
Надежду рождают...

di'Anel Luchiel Samour.

-Садись, - сказала Соня, открывая дверцу автомобиля и глядя на мужчину, голосовавшего на дороге.

-Спасибо, - мягко улыбнулся он и залез на переднее сиденье, кинув назад свой потрепанный дорожный мешок.

Машина с открытым верхом, красный кадиллак, тронулась с места и резво помчалась по пыльной дороге.

Попутчик был не просто не разговорчив. Он был молчалив. Он сказал только пункт своего назначения и "спасибо", когда Соня согласилась его подвезти.

Девушка искоса разглядывала мужчину. Обычно, она не подсаживала тех, кто ездит автостопом. Ей это не нравилось. Соня предпочитала путешествия в одиночестве. А попутчики были слишком назойливы, иногда опасны. Иногда ничего. Но этого того не стоило.

А этот... какой-то странный. Необычный. Мужчина лет сорока с немного грубоватым, загорелым лицом, щетина на подбородке, что впрочем, придавало его облику еще более мужественный, а вовсе не неряшливый вид. Темные волосы, едва тронутые сединой на висках. Резкие скулы, твердый подбородок. Приятное и волевое лицо, замкнутое... Хмурая складка меж бровей, словно он часто хмурился или был задумчив. А возле губ наоборот почти нет складок - значит, он не привык улыбаться. На нем были простые джинсы и клетчатая рубашка. На ногах - ботинки с острыми носами и металлическими пряжками. Ему бы очень пошла потрепанная стетсоновская шляпа.

Что-то в нем было такое... привлекательное, надежное... сразу видно, что он нелюдим и привык полагаться только на себя. Этакий ковбой-одиночка. Но на него можно положиться. Такой мужчина знает, что такое благородство и честь. Почему-то Соня так решила. Она не знала. И, в общем-то, девушка не была романтичной.

А еще Соня поняла, что хочет с ним переспать, просто вот так вдруг. Что тоже с ней случалось не часто. Обычно она избегала секса. В этом времяпрепровождении она не видела ничего выдающегося и не понимала, от чего некоторые на стенку лезут. И чтобы ей самой этого так захотелось... Очень странно. Должно быть, все этот мужчина... что-то было в нем необычное.

"Как будто он не из этого мира", - внезапно подумала Соня, и сама содрогнулась от этой мысли.

Ей нестерпимо хотелось заговорить. Она не умела вести пустые разговоры, тешить себя болтовней без темы, которую можно завести с малознакомым человеком. И теперь очень об этом жалела. Но она считала, что непростительно вот так сидеть и просто молчать рядом с человеком, к которому ее так необъяснимо и нестерпимо влечет. А он сидит и смотрит по сторонам, на пустынные холмы, словно там есть что-то важное, к чему надо так пристально приглядываться.

Она достала из бардачка пачку сигарет и протянула попутчику.

-Будешь?

Соне почему-то показалось, что он откажется. Мужчина как-то удивленно посмотрел на нее. Но все же достал сигарету.

-Спасибо.

Его голос, чуть хриплый, глубокий и чувственный, взволновал Соню до глубины души. Эта благодарность показалась ей такой искренней, словно она оказала ему какую-то важную услугу, а не угостила сигаретой.

-Как тебя зовут? - осмелела девушка, приступив к решительным действиям.

-Ронан, - сказал мужчина, и вновь в его низком голосе почудилось что-то дико сексуальное.

-А я Соня, - девушка протянула руку.

Ронан галантно ее пожал. Ей даже показалось, что он собирался поцеловать, но передумал.

"Должно быть, решил, что я приму его за придурка", - подумала Соня. Но не могла скрыть от себя сожаления - ей бы этого хотелось...

-Итак... ты путешествуешь просто так или куда-то конкретно направляешься?

Ронан посмотрел на девушку как-то отстранено, словно бы сквозь нее.

-У меня есть своя цель, - его тон сообщил, что ничего больше он не скажет на эту тему.

Соня разочарованно пожала плечами. Она уже мысленно придумывала новые вопросы, варианты ответов, чтобы как-то продолжить беседу, представляла себе ее развитие. Но Ронан, казалось, оборвал все своей фразой. Девушка поняла, что ходя вокруг да около, ничего не добьешься. -Ладно, - сказала она твердо, потом заглушила мотор и положила руки на руль.

Ронан с легким удивление посмотрел на Соню.

-Почему ты остановилась?

-Хочу сказать что-то очень важное, чтобы все разъяснить с самого начала.

Девушка глубоко вздохнула, набираясь решимости.

-Со мной такое не часто случается, но я тебя хочу. Хочу с тобой переспать. Я это поняла сразу, как тебя увидела, и ничего не могу с собой поделать. Ты хочешь меня трахнуть? - она пристально посмотрела мужчине в глаза, - только ответь прямо, не задумываясь. Хочешь или нет? Я ничего от тебя не требую, но если хочешь...

Ронан смотрел словно бы в самую глубину ее глаз, проникая в душу. Соне стало как-то неловко за свой выпад, который показался ей глупым и детским. Хотя Соня никогда ничего не смущалась и была очень решительной девушкой. Ей было плевать, что о ней кто-то подумает... Но не теперь, когда Ронан смотрел на нее своими светло-серыми глазами, чуть улыбаясь уголками губ.

-Да, - сказал он наконец.

-Хорошо, - Соня удовлетворенно кивнула, почувствовал немалое облегчение, - я знаю тут неподалеку один мотель...

Ронан только кивнул и вновь задумчиво уставился на дорогу.

Ронан проснулся среди ночи, осторожно снял с себя руку спящей девушки, потом потянулся к рубашке, аккуратно висящей на спинке стула. В кармане он нашарил свою почти пустую пачку сигарет... и еще один маленький гладкий предмет лег ему в ладонь... холодный металл обжег руку, так, что захотелось отдернуть ладонь.

Ронан отошел к окну и закурил. Он оглянулся на спящую девушку. Эта Соня была такой решительной, страстной, немного грубоватой, но такой... земной... Ронан был ей благодарен. Он понял, что ему этого давно не хватало... Так не хватало хоть чего-то человеческого. А теперь он чувствовал успокоение. Ронан знал, что нужно уйти еще до того, как она проснется, но почему-то решил, что в этот раз может немного нарушить собственные правила. В конце концов, эта девочка очень ему помогла.

Он так отвык от живых людей...

Ронан разжал левую ладонь, в которой до сих пор крепко сжимал предмет... часы. Большие чесы без ремешка, с позолоченными стрелками и цифрами на черном фоне, на обратной стороне которых было выгравировано: "Любимому отцу и мужу". Но владелец этих часов был уже давно мертв. Еще до того, как Ронан встретил мальчика, его сына. Тогда мальчик отдал ему самое дорогое, что у него было - часы отца. А теперь и мальчик был мертв, и его мать. И Ронан, как обычно, не мог ничего сделать, не мог вмешиваться, а только молча смотреть, как они умирают. Он был Собирателем. И нес свой крест до конца. Эта ноша была тяжела, Ронан не выбирал свою участь, но выполнял долг самоотверженно и честно. И нет ничего предосудительного в том, что он позволил себе немного тепла и ласки этой случайно встреченной им на пути земной девушки.

Ронан докурил сигарету и выбросил ее в окно. Потом сел на пол и крепко сжал в ладонях часы. Пора было начинать. Пора было выполнять свою роль. Пора вспоминать...

-Ты всегда будешь помнить обо мне, правда? - спросил Денни.

-Да, буду, - ответил Ронан, - я должен.

Мальчик вздохнул.

-А мне бы хотелось, чтобы ты меня помнил, потому что любишь.

Ронан ничего не ответил. Он не мог давать обещаний. Он не мог привязываться. Он был только путником, который шел сквозь время и миры, чтобы собирать память. Память о людях, которым суждено умереть. И он должен был помнить о них. Всегда.

Теперь настала очередь Денни. Это был веселый, живой мальчик. И все же его ярко-синие глаза часто было не по-детски грустными.

-Мой папа был летчиком, - рассказывал он, - он погиб на войне. А когда он уходил на войну, я тогда был совсем маленький, он мне дал эти часы, - и Денни показал свое сокровище, которое всегда носил с собой.

Кожаный ремешок истерся и порвался, поэтому мальчик носил часы в кармане.

-Мама хотела их продать, чтобы купить еды, - рассказывал Денни, - но я не дал. Ведь папа отдал эти часы мне. Это память. Я не хочу, чтобы она их продала, даже если мне нечего будет есть. Нельзя продавать память. А она этого не понимает. Ее заботит только, как нам выжить. Но разве можно жить без памяти? - Денни обратился к Ронану, словно к единственному источнику всех знаний.

Мужчина долго и пристально смотрел в глаза этого мальчика, который был гораздо старше своих одиннадцати лет и гораздо мудрее своей матери.

-Нет, без памяти мы не живем. Но твоя мать права - так мы выживаем. Это разные вещи.

-Я так не хочу. Я не хочу, чтобы о моем отце забыли.

-Но ведь ты не забудешь. И дело не в часах, - глухо проговорил Ронан.

-Да, часы ни при чем. Я и без них буду помнить об отце. Но все равно они священны для меня. Мне не важно, сколько монет они стоят на рынке. У меня для них своя цена, - произнес Денни гордо.

Тогда он еще не знал, что Ронан послан именно для того, чтобы хранить память о нем самом. Скоро Денни и его мать умрут, когда при очередном вражеском налете, на их дом упадет бомба. Мальчик погибнет вместе со своей матерью, но он ней не будет помнить никто. Ронан знал, что это жестоко. Он и теперь почти не помнил ее - совсем чуть-чуть, только как дань уважения мальчику. Но его цель - ребенок. И та вещь, которую мальчик ему даст. Тот якорь, который навсегда привяжет мужчину к Денни узами памяти, чтобы нести их через время и пространство. Такова уж его миссия.

Помнить о несчастьях других.

-Ронан, ты где? - вяло позвала Соня, заворочавшись на кровати.

-Я курю, - отозвался мужчина.

Она увидела обнаженный силуэт его фигуры на фоне окна. И вновь ощутила прилив возбуждения.

-Иди сюда.

-Сейчас, - тихо отозвался Ронан.

Он знал, что для Сони это всего лишь дорожное приключение. Завтра она его забудет и отправится дальше. Но может быть, в ней останутся хоть и смутные, но все же приятные воспоминания о нем, когда она будет улыбаться, думая об этой ночи. Это почти ничего не значило и не меняло. Но для Ронана было очень важно.

-Что ты там делал? - спросила Соня, когда Ронан лег в постель.

-Так, вспоминал прошлое...

-Расскажешь?

-Нет. Не стоит...

-Ладно, - грустно вздохнула Соня и потянулась к его губам...

На самом деле воспоминания никогда не были прошлым для него. Потому что это никогда не были его собственные воспоминания. Они всегда были настоящим. Порой Ронан считал, что он не собиратель, а что-то вроде компьютера, в котором хранилась вся информация, которую нужно было время от времени просматривать, и она всегда казалась новой. Такой была его задача.

С каждым разом таких файлов в его сознании становилось все больше и больше, они накапливались, как большой архив. А вместе с ними росло количество разных предметов в его рюкзаке.

Теперь это был Денни. Пока Ронан ходил по дорогам этого мира, он должен был вспоминать Денни. Потом появится кто-то еще. Когда это случится, он узнает. И тогда ему предстоит отправиться в новый путь, чтобы встретить новую жертву судьбы, с которой он окажется связан не своими воспоминаниями.

Соню мучило любопытство, оно было похоже на жестокую жажду. Она знала, что ее не касалась жизнь Ронана, ей должно быть все равно, кто он такой, куда направляется и зачем. Он просто попутчик, случайный попутчик, которого она подобрала на дороге. Но ведь не случайно она что-то такое почувствовала к нему... не просто физическое влечение. С этим бы она как-нибудь разобралась. Но почему-то захотелось быть защищенной им, хотя Соня всегда считала себя очень уверенной и независимой девушкой, и очень этим гордилась. Но Ронан был чем-то непостижимым. За те пару дней, что они уже путешествовали вместе, она поняла, что он не просто не подпускает ее к себе, но даже в чем-то отталкивает подальше от себя. И тем сильнее ее влекло к нему. Хотелось все знать... Знать его тайны, знать, чем он живет, и к чему так стремится, куда постоянно вглядываются его глаза, в которых столько мудрости, силы и... какой-то неземной тоски.

Поэтому, когда Ронан ушел в душ, Соня, крадучись пробралась к его вещевому мешку, который он оставил в стенном шкафу у входа. Осторожно она вытащила его к себе на колени, торопливо развязала и заглянула внутрь. Девушка была просто изумлена. Она ожидала увидеть какие-то походные вещи мужчины, но вместе этого обнаружила в сумке какой-то хлам. Ничего не понимая, она стала вытаскивать наружу подвернувшиеся ей вещи. Детская прыгалка с красными ручками; медальон с каким-то святым на грязной веревке; пожелтевшая записная книжка, в которой все чернила выцвели так, что нельзя было разобрать ни единого слова; дискета без наклейки в треснутом пластиковом футляре; костяной вязальный крючок; старинная фотография какой-то женщины с надменным лицом, в непонятной и неузнаваемой Соней одежде...

Детский деревянный паровозик со сломанным колесиком... Когда Соня разглядывала именно этот предмет, за спиной раздался голос бесшумно подошедшего Ронана:

-Что ты делаешь, как ты посмела?

В его голосе слышался не гнев, как следовало ожидать, а какое-то недоумение и растерянность. Мужчина метнулся к Соне, выхватывая игрушечный паровозик из ее рук...

И тут что-то произошло... Яркая белая вспышка отшвырнула Соню назад, и она ударилась о стену... Но в тот короткий миг, когда ее руки и руки Ронана одновременно прикасались к игрушке, она увидела... хватило лишь одного мгновения, чтобы увидеть и почувствовать... Маленькая девочка лежала на земле, ее лицо было перекошено от боли, окровавленными пальчиками она прижимала к груди паровозик, ее любимую игрушку, которая, как она верила, должна была однажды увезти ее в мир игрушек и чудес... Но теперь были только страх и боль, которые Соня почувствовала, как свои...

-Что... что это? - онемевшими от ужаса губами проговорила она.

-Это то, что мне суждено помнить - смерти других, - произнес Ронан тихим голосом.

Соня с безотчетным страхом смотрела ему в глаза.

Ронан вышел из машины и аккуратно захлопнул дверцу.

-Ты уверен, что не хочешь, чтобы я поехала с тобой? - спросила Соня.

Ронан покачал головой, глядя на нее с теплой улыбкой.

-Нет, нельзя. У меня своя дорога, по которой я должен идти один.

-Да, я понимаю. Ты одиночка.

-Не в этом дело. Просто так надо. У тебя другая жизнь и другая цель.

Соня печально вздохнула. Своей цели она не знала.

-Куда же ты отправишься?

Ронан пожал плечами и посмотрел вперед на дорогу, уходящую к горизонту.

-Мне открыты все дороги. И я обязательно отыщу верную...

-Кто же ты все-таки такой? - в который раз непонимающе спросила Соня.

-Не знаю... Собиратель... Собиратель чужих смертей, наверное... - задумчиво произнес Ронан, все еще глядя на горизонт. Потом обернулся к девушке и мягко улыбнулся уголками губ.

В душе у Сони как-то потеплело.

-Нет, скорее ты хранитель - хранитель памяти. Ты будешь вспоминать меня? - робко спросила девушка.

-Да, думаю, что буду, - сказал Ронан, - я не хочу тебя обнадеживать...

-Я хочу, чтобы ты взял кое-что, - Соня сняла со своей шеи тоненькую цепочку с циркониевой подвеской, которую ей подарили родители на выпускной, и с которой она никогда не расставалась.

Девушка вылезла из машины и подошла к Ронану.

-Вообще-то это не по правилам, - смущенно проговорил он, но ему было очень приятно.

-Ничего, - Соня надела цепочку ему на шею. Потом поцеловала в губы, - я буду помнить тебя всегда, если это для тебя что-то значит... просто знай это...

Ронан улыбнулся. В душе стало намного теплее... Теперь у него есть гавань, в которой его ждут... его помнят. Возможно, однажды он вернется. -Да, Соня, я буду тебя помнить, - улыбнулся Ронан, потом крепко обнял девушку, прижимая к своей груди.

Она отстранилась, тщательно отводя глаза, чтобы скрыть блеснувшие там слезы. Ронан сделал вид, что ничего не заметил.

-Ну ладно, иди уже. Я ненавижу прощания, они делают меня такой сентиментальной.

Ронан кивнул. Взвалил на плечо свой мешок, потом сошел с дороги и зашагал по пустынной равнине к каменистым холмам. Сначала Соне это показалось странным, но она сказала себе, Ронан знает, что делает.

Последний раз взглянув на его удаляющуюся мужественную фигуру, девушка завела мотор и уехала прочь.

Ронан всегда чувствовал, когда это произойдет, но все же немного удивился, как и каждый раз, когда его внезапно перенесло. Только что он был в одном месте, в пустыне под палящим солнцем, а теперь оказался в другом. Сыром, прохладном... Кафельные плитки, кабинки, раковины, зеркала, тусклый свет - похоже на какой-то общественный туалет.

В туалете был только один человек. У зеркала стояла девушка лет пятнадцати, в короткой мини-юбке, открытой кофточке, в туфлях на высоком каблуке. У нее было красивое, чистое лицо, длинные светлые волосы. Она склонялась к зеркалу над раковиной и рисовала на нем сердечко помадой.

Эта была ее первая помада, которую девушке подарили, и которой ей было разрешено пользоваться - светло-розовая, с перламутровым блеском. Девушке она очень нравилась.

Внезапно девушка увидела в зеркале отражение мужчины и резко обернулась к нему.

-Какого?...

Девушка хотела возмущенно закричать, но поняла, что даже не испугалась. Она на мгновение заглянула ему в глаза... и эти глаза стали ее глазами. Она увидела то, что вскоре суждено будет увидеть Ронану: темная безлюдная ночь; ее распростертое на земле тело, кровь, стекающая по внутренней стороне бедер и ногам; грязная разорванная одежда, изуродованное лицо...

Молча, дрожащей рукой девушка протянула Ронану свою помаду. Мужчина шагнул ей навстречу.

Ронан взглянул на зеркало и понял, что девушка так и не докрасила свое сердечко...

Джоэл сидел на крыльце и смотрел на море. Его колени были покрыты пледом. Соленый ветер ласкал его лицо и трепал волосы. Джоэл любил смотреть на море. Оно всегда успокаивало. Оно как будто уносило его в другой мир.

На крыльцо из дома вышла Триша и принесла ему чашку кофе.

-Спасибо, Триша, - улыбнулся Джоэл, принимая обжигающую чашку, - никто так не варит кофе, как ты.

-Пожалуйста, - улыбнулась девушка.

Она взяла сложенный шезлонг, который стоял у стены, и поставила его рядом с креслом Джоэла. Триша присела, кутаясь в свою широкую шерстяную кофту.

-Хорошо тут, - мечтательно вздохнула она, - спокойно.

-Да, - задумчиво протянул Джоэл.

-Потому ты тут и живешь?

-Мне нравится это безмолвие вокруг и шум моря.

-Тебе не одиноко здесь?

Джоэл посмотрел на Тришу.

-Я не знаю... Мне хорошо тут... Иногда бывает тоскливо. Но я уже привык к этому.

-Мне кажется, ты напрасно изолируешь себя от всех людей, - проговорила девушка, сделав глоток кофе из своей чашки, - пей кофе, а то остынет. -Да, - Джоэл кивнул и залпом выпил весь горячий кофе, - эй, Триш, разве я изолирую себя от людей, если приглашаю сюда всю нашу банду. -Конечно! - засмеялась девушка, - но это случается раз в год.

-Пока этого достаточно, - произнес Джоэл.

-Но когда ты будешь готов к большему? Когда ты вновь будешь готов жить? - пристально глядя ему в глаза, спросила Триша, - ведь прошло уже пять лет. Джоэл, ты должен жить, понимаешь. Ты жив, ты не должен хоронить себя.

-А я и не хороню... Я живу, и мне нравится такая жизнь.

-Разве? - Триша с сомнением покачала головой.

Джоэл промолчал, вновь устремляя взгляд на море.

-Как Дин? - спросила она.

Парень вздрогнул.

-Нормально, все нормально. Мы поговорили. У него все прекрасно.

-Он приехал со своим новым другом... - осторожно проговорила Триша.

-Да, я уже познакомился с ним, приятный парень, - беззаботно улыбнулся Джоэл, не глядя на Тришу, - Дину с ним нравится...

-А как ты? Неужели тебе все равно? - изумилась девушка.

-Послушай, Триш, - твердо сказал парень, - у Дина теперь своя жизнь. Он может делать, что хочет.

-Только не говори, что тебя это не касается и никак не трогает.

-Я этого не говорю. Мы друзья. А все, что происходит в жизни моих друзей, меня очень волнует.

-Но ведь это же Дин, - возразила Триша.

-Да, Дин. Дин - мой друг, - твердо проговорил Джоэл.

Девушка пожала плечами, но спорить не стала.

Они сидели молча и смотрели на море. Остатки кофе в чашках окончательно остыли.

-Как он там? Все сидит? - спросил Билл беспокойно.

-Да, - вздохнула Триша, - он не захотел войти, я звала, но он... он какой-то странный...

-Тебе тоже так показалось? - спросила Тереза, - мне кажется, что с каждым разом он становится все более замкнутым и нелюдимым. -Сегодня он особенно грустный, - грустно сказала Триша, - мне от этого не по себе.

-Может, это оттого, что Дин приехал вместе со своим... приятелем? - предположил Билл. Он перестал резать салат и посмотрел на девушек, - может, он переживает из-за этого? А, как вы думаете?

-Я не знаю, они ведь расстались уже давно, - сказала Триша с сомнением, - мне кажется, это все в прошлом.

-Но ведь они так... любили друг друга, - смущенно произнесла Тереза, разговоры об отношениях мужчин до сих пор заставляли ее чувствовать неловкость.

-Они расстались, но я не думаю, что они оба счастливы от этого, - уверенно сказал Билл, вновь принимаясь за салат.

-А почему они разошлись? Что у них произошло? - спросила Тереза.

Триша пожала плечами.

-Я не знаю. Они не любят говорить об этом и вспоминать прошлое.

-Может, это из-за того, что случилось?... - осторожно поговорила Тереза.

Триша взволнованно посмотрела на подругу.

-Я не знаю. Говорю же, они никогда не возвращаются к этой теме. Все, что было, осталось между ними... Осталось в прошлом.

Тереза вздохнула.

-Но это так грустно. Мне кажется, они оба от этого страдают. Им стоило бы поговорить об этом.

-Эй, я уверен, что они сами с этим разберутся, - вмешался Билл, - наверняка, они уже все обсудили, и решили, что такие отношения их устраивают. К тому же, кажется Дину неплохо со своим Робертом. Так что давайте не будем вмешиваться.

Девушки только грустно переглянулись, но возражать не стали.

Он держал Дина за руку, немного робко, неуверенно, но все же жался к нему, тянулся к его теплу. Они гуляли по пустынному пляжу. -Да, они замечательные, - улыбнулся Дин.

-Только этот Джоэл... он какой-то странный, - задумчиво проговорил Роберт.

Дин вздрогнул, когда Роберт произнес имя Джоэла... Роберт ведь ничего не знал о них... Но Дин не ожидал того, что имя Джоэла так подействует на него, особенно произнесенное его нынешним приятелем.

Роберт очень нравился Дину. Но все же он не был Джоэлом. И никогда не станет тем, кем был для него Джоэл. Дин обманывал себя все это время. Все эти пять лет. Но стоило приехать сюда, как все вновь стало ясно. Ему не стоило приезжать сюда с Робертом.

Ему вообще не стоило сюда приезжать...

Но он приезжал сюда все эти пять лет, с тех самых пор, как они с Джоэлом расстались...

С тех самых пор, как Джоэл...

Дин вздохнул...

Почувствовав себя в безопасности на этом уединенном пляже, Роберт осмелел. Он стянул с себя свитер и потянул Дина на песок.

-С ума сошел, тут же холодно, - усмехнулся Дин.

-Ничего, я тебя согрею, - улыбнулся Роберт.

Эта улыбка нравилась ему в Роберте больше всего, больше, чем все остальное. Такая невинная и вместе с тем такая развратная... Пожалуй, только ради этой улыбки он был с Робертом... именно с Робертом...

Джоэл не умел так улыбаться. Он вообще почти не умел улыбаться. Он всегда был слишком серьезным, слишком рассудительным. Каким-то непонятно мудрым и взрослым... всегда, сколько они друг друга знали.

И все же Джоэл был Джоэлом, и никто не был похож на него. Никто бы его не смог заменить...

Жаркие поцелуи Роберта на его шее отвлекли Дина от воспоминаний. Он запустил ладонь в светлые шелковистые волосы Роберта, лаская его затылок. Но почему-то память упорно не хотела отпускать его, заставляя ощущать пальцами темные, густые волосы Джоэла, всегда пахнущие шампунем с ментолом...

Он протянул руку и стряхнул песчинки с волос Дина. Тот вздрогнул и слегка отпрянул, отряхивая свои волосы от песка. Но в тоже время мелькнуло неосознанное желание крепко сжать пальцы Джоэла в своих.

-Да уж, - проговорил он.

Дин сидел на верхней ступеньке крыльца, рядом с креслом Джоэла. Ему было немного неловко. Глаза Джоэла были такими грустными и в тоже время понимающими. Кажется, он догадывался, откуда в волосах Дина песок. Но ничего не сказал. Ничего не отразилось на его лице. Это бесило Дина. Конечно, он понимал, что все давно прошло, все кончено. Но все же, разве прошлое не напоминало о себе, особенно теперь? Разве Джоэл не ревновал его хоть немного?

-Ты не хочешь пойти внутрь? - спросил Дин, - становится прохладно.

-Нет, мне тепло. Я еще побуду здесь. А ты иди, если хочешь, ты не обязан составлять мне компанию.

Дину стало обидно. Он вовсе не тяготился присутствием Джоэла, казалось, все совсем наоборот. Но ему хотелось остаться, ему хотелось поговорить. Да только он не знал, о чем. Он постоянно чувствовал вину и растерянность. Ему казалось, что трещина, которая пролегла между ними пять лет назад, с каждым разом становится все больше. Если бы Джоэл не отталкивал его от себя так старательно каждый раз... Если бы Джоэл не оттолкнул его тогда...

Дин чувствовал, что нужно что-то сказать... что-то еще... Они стремительно отдалялись с Джоэлом каждый раз. Но сейчас он не мог найти нужных слов. Может быть, в другой раз...

На крыльцо выглянула Саманта, которая накрывала стол в обеденной комнате.

-Эй, парни, пора ужинать, - позвала она.

-Сейчас идем, - откликнулся Дин.

Он вопросительно посмотрел на Джоэла, тот только кивнул.

Джоэл с легкой улыбкой смотрел на своих друзей. Билл, Триша, Саманта, Тереза, Эйдан и Дин... Дин вместе со своим новым дружком. Они сидели рядом на диване, но не смели придвинуться теснее, прикоснуться друг к другу. И тоже казались чужими, как будто они не были вместе. Между всеми его друзьями чувствовалась связь. Она ощущалась и в школе, где они прослыли самой веселой и неразлучной компанией, и после, когда все разошлись по разным дорогам - они постоянно пересекались, и постоянно чувствовали, что эта их связь не ослабла, что их дружба не изменилась с течением времени и обстоятельствами. Каждый чувствовал себя в жилище Джоэла, как дома, и молчаливость хозяина, его нелюдимость никого не волновала - Джоэл всегда был таким: тихим, спокойным и рассудительным...

И только последние пять лет все становилось еще хуже... как будто он угасал, уходил куда-то. Друзья чувствовали себя от этого виноватыми и смущенными. Они всегда старались поддержать Джоэла, выразить свою заботу и участие.

И им казалось неправильным, что Дин приехал вместе с Робертом. Конечно, Джоэл обо всем знал. Возможно даже, это его не беспокоило. Но почему-то казалось, что это неправильно. Что это...какое-то маленькое предательство, не только Джоэла, но и всей их тесной компании. Дин тоже понимал, что Роберт здесь чужой, и испытывал вину перед ним. Он чувствовал слабость, нервозность, когда глядел на Джоэла и не понимал, что же на самом деле он думает и чувствует.

-Доброе утро, - попытался дружелюбно улыбнуться Роберт.

Джоэл равнодушно посмотрел на парня и чуть приподнял уголки губ, что мало походило на улыбку.

-Доброе утро, - ответил он.

-А где Дин? Он ушел, пока я спал.

-Он бегает по пляжу, - спокойно сказал Джоэл, глядя на море, - он всегда любил бегать по пляжу. Раньше мы бегали вместе... - задумчиво проговорил он.

Роберт почувствовал смятение, потупив взор, он уставился на колени Джоэла.

-Я, пожалуй, пойду, поищу его, - сказал он робко.

Джоэл только кивнул, продолжая неотрывно глядеть на море.

Дина он встретил неподалеку - тот уже возвращался с утренней пробежки. Радостно Роберт обнял своего друга и поцеловал.

-Прости, что не разбудил тебя, - засмеялся Дин, - ты дрых без задних ног, а я просто не мог пропустить утреннюю пробежку по пляжу. Это просто фантастика. Тебе тоже надо попробовать. Заряжает энергией и отличным настроением на весь день.

Дин был весел, от него очень сексуально пахло потом и морской свежестью. Капли воды покрывали его плечи, а волосы были влажными. Роберт прижался к нему, и Дин обнял его за плечи.

-Давай погуляем, - сказал он. Роберт кивнул.

Некоторое время они шли молча, потом Роберт сказал:

-Ты знаешь, мне кажется, что Джоэл меня не любит. Просто терпеть не может...

Дин вздрогнул.

-С чего ты взял? - спросил он тревожно.

-Не знаю, - парень пожал плечами, - я чувствую, что здесь я чужой, в вашей компании. Но остальные очень хорошо ко мне относятся, может они на самом деле и не в восторге, что я здесь, но не показывают этого, а совсем наоборот, очень ко мне внимательны... А Джоэл... он как будто и не пытается ничего скрыть... как будто он вообще не замечает, что я существую, пока я к нему не обращусь...

От этих слов Дина пробрал холодный пот, он поежился, потом сильнее привлек любовника к себе.

-Не волнуйся, это не из-за тебя, - сказал он, успокаивающе поглаживая Роберта по спине, - просто Джоэл всегда был таким. Он очень трудно сходится с незнакомыми людьми, очень недоверчив.

-Но все же это невежливо, по-моему, так открыто игнорировать людей.

-Да, мы ему много раз об этом говорили, - развел руками Дин, - но что поделаешь. Он такой. Не бери в голову.

Он тревожно посмотрел в глаза Роберта.

-Или ты хочешь уехать?

-Нет-нет, - парень покачал головой, - я не хочу. Ты со своими друзьями, вы столько времени не виделись, тебе с ними хорошо. Я не хочу тебя в чем-то ограничивать только из-за своей прихоти.

-Это не прихоть, - возразил Дин, - ты должен сказать мне, если тебе что-то не понравится, хорошо?

Роберт кивнул.

Они продолжали гулять до самого завтрака, разговаривая уже совсем о другом. Но все же Дина не оставляли слова Роберта. Он не мог перестать думать об этом... он не мог перестать думать о том, как же ко всему отнесся Джоэл. Неужели ему действительно было безразлично? Неужели он ничего не испытывал?

Джоэл оторвал взгляд от горизонта и спокойно посмотрел на Дина.

-С чего он взял? Это не так.

"Боже, неужели он ничего не чувствует? - с дрожью подумал Дин, - почему он так спокоен, невозмутим? Неужели же он ничего не испытывает в душе?" Это не только задевало его, но и пугало.

-Он говорит, что ты его игнорируешь, - продолжил Дин.

-Я просто его не знаю. Нам не о чем говорить. Это его волнует?

-Да, ему кажется, что это пренебрежение с твоей стороны, - фыркнул Дин.

-Ну, если тебя это беспокоит...

-А тебя? - перебил его Дин, - господи, Джоэл, неужели тебя это не волнует?

-Что?

-То, что он со мной? То, что я не один? - сбивчиво заговорил Дин.

-Я рад, что ты не один, - спокойно проговорил Джоэл, - ты ведь счастлив с ним?

-Да, я счастлив! - с вызовом сказал Дин, он надеялся зажечь хоть крошечную искорку ревности в глазах бывшего любовника. Сейчас это казалось таким важным.

-Я рад за тебя, - все так же невозмутимо отозвался Джоэл.

-Да неужели? - яростно воскликнул Дин.

Он упал на колени перед креслом Джоэла и хватил его за плечи, заставляя повернуться к себе и смотреть в глаза.

-Что ты хочешь услышать от меня? - спросил тот холодно.

-Я не знаю, - беспомощно сказал Дин, - неужели ты ничего не чувствуешь, не ревнуешь? Неужели ты не вспоминаешь о нас?...

-Вспоминаю, конечно, - улыбнулся Джоэл, - мы были счастливы вместе.

-А я думаю об этом постоянно, - беспомощно сказал Дин, искренне глядя в лицо бывшему любовнику.

И в этот момент все забытые чувства и мучения возникли в его душе, как будто ничего и не было, как будто не прошло этих пяти лет.

-Скажи, Джоэл, разве ты не хотел бы, чтобы все вернулось?

Джоэл повел плечами, смахивая дрожащие руки Дина.

-Все в прошлом, Дин. Мы расстались...

-Да, но это ты захотел, чтобы мы расстались! - яростно закричал Дин, - ты ведь знаешь, что я этого не хотел... Я хотел остаться с тобой, быть рядом, заботиться о тебе...

-Именно поэтому я и сказал тебе уйти. Чтобы ты не губил свою жизнь рядом со мной. Чтобы ты смог найти кого-то и жить полноценно...

-Опять ты начинаешь, - взбесился Дин, - знаешь, почему я ушел? Почему не стал бороться за тебя, чтобы сохранить наши отношения? Сказать тебе? - закричал Дин.

Джоэл отвернулся. Но Дин схватил его лицо, заставляя посмотреть себе в глаза.

-Вот именно поэтому, Джоэл, из-за тебя, из-за твоих слов... Я любил тебя. Это не была жалость, понимаешь ты? Я хотел остаться с тобой не из жалости, а потому что любил тебя. Но ты мне не верил. Не верил в мою любовь. Понимаешь, это больно... Я не смог бы жить с человеком, который мне не верил...

Джоэл опять отвернулся. Ему нечего было сказать. Глядя в его печальные глаза, сердце Дина сдавило болью и нежностью. Он больше не мог этого выносить. Порывисто схватив ладонь Джоэла, лежащую на его коленях, он прижал ее к своим губам.

-Нет, я лгу... я не любил... это не в прошлом... Я и теперь люблю, Джоэл... Я люблю тебя... Я хочу быть с тобой... Только скажи, что ты тоже еще любишь меня, что хочешь, чтобы я вернулся... мы начнем все сначала... - иступлено шептал Дин, покрывая поцелуями тонкие, холодные пальцы Джоэла. Они слегка подрагивали. Но больше ничто не выдавало его эмоций, лицо по-прежнему оставалось серьезным и холодным.

-Не надо, Дин, все это в прошлом, не надо, - проговорил он растерянно, запинаясь...

-Не в прошлом, если ты захочешь, - засиял Дин.

Он обхватил лицо Джоэла, прижимаясь губами к его губам, холодным и неподвижным... они даже не дрогнули... Джоэл никак не отвечал, не подпускал к себе Дина, пристально глядя ему в глаза...

Потом Джоэл посмотрел куда-то за спину Дина, вздрогнул и отстранился, отталкивая от себя парня, который все еще ничего не понимал, прижимаясь к бывшему любовнику в бесплодной надежде вернуть его.

-Дин... - позвал Джоэл, - Дин...перестать...

Словно очнувшись, Дин обернулся, и увидел Роберта, который стоял на дорожке, ведущей к крыльцу. Его глаза были наполнены ужасом, он побледнел.

-Роберт, - прошептал Дин растерянно, - Роберт, подожди...

Роберт кинулся бежать, Дин соскочил с крыльца и погнался следом за ним.

Джоэл только беспомощно вздохнул, поправляя плед на своих коленях. Он незаметно смахнул одинокую слезу, скатившуюся по щеке.

-Почему ты мне не сказал? - с болезненной яростью выкрикнул Роберт, - почему ты скрыл от меня, что вы были вместе? Я ведь знал... Я чувствовал это... чувствовал, что между вами что-то такое есть, хотя не мог понять...

Дин виновато смотрел на Роберта. Ему было плохо оттого, что он причинил боль своему другу.

-Роберт, послушай, это не имеет значения. Я люблю тебя... Это все в прошлом...

-Да, в прошлом? А мне показалось, что ты только что пытался это прошлое вернуть!

-Нет, Джоэл дал мне понять, что оно окончательно похоронено. Послушай, к нему нет возврата. Что было, то было... Я люблю тебя, поверь мне, - он осторожно приблизился к любовнику, привлекая его к себе.

Роберт позволил себя обнять.

-Прости меня. Просто все так нахлынуло внезапно... чувства, воспоминания... я не хотел причинить тебе боль, прости...

-Но сделал это, - чуть всхлипнув, сказал Роберт.

-Я люблю тебя, только тебя, - пылко прошептал Дин, прижимаясь губами к виску Роберта, - прости меня, пожалуйста.

-Я прощу тебя, потому что люблю, хотя ты этого и не заслуживаешь... - он хмуро посмотрел на Дина, - но почему ты мне не рассказал? Я хотя бы был готов, к тому, что это может произойти...

-Я и сам не знал...

-Ладно, ты мне все расскажешь... потом, - твердо сказал Роберт, - а сейчас поцелуй меня.

Он крепко прижался к Дину, целуя его шею, страстно дыша, расстегивал на нем рубашку...

Дин, пытаясь забыться, обнимал любовника, зарывался лицом в его волосы, целовал его, но взгляд его то и дело устремлялся к дому, стоящему вдалеке. Там на крыльце сидел Джоэл, по-прежнему пристально уставившись на море.

Он следил за тем, как его друзья садятся в машины, собираясь уехать. Неделя совместного отдыха подошла к концу, и теперь все разъезжались, чтобы вернуться к привычной жизни, к своим семьям, домам, работам... А Джоэл оставался здесь.

Триша в последний раз подбежала к нему, крепко обняла и поцеловала в щеку.

-Береги себя, ладно. Обещай мне.

-Хорошо, все будет в порядке, - улыбнулся Джоэл, потрепав девушку за щеку.

Она всхлипнула, потом вытерла рукой глаза и улыбнулась.

-Я тебе позвоню, обязательно. Жди и не смей отключать телефон. Я тебя знаю, рак-отшельник.

-Ладно, Триш, я буду ждать. Иди уже, тебя ждут.

В этот момент Билл посигналил.

-Триш, скорее.

-Иду, - крикнула ему Триша, - ну, я пошла. Удачи тебе.

-Да, да, до новых встреч, - улыбнулся Джоэл.

Триша побежала к машине, а Джоэл смотрел ей вслед. Внезапно он посмотрел на Дина, их глаза встретились, и Джоэл поспешно отвернулся. В глазах Дина было столько невысказанной боли и тоски. Джоэлу казалось, что он не выдержит этого, еще немного, и он крикнет Дину вслед, чтобы тот остался. Он закусил губу до крови, чтобы сдержаться. Роберт нетерпеливо позвал Дина, тот очнулся, улыбнулся приятелю и залез в машину. В последний раз взглянув на Джоэла и прошептав беззвучно: "Я люблю тебя..."

Раньше они всегда читали друг друга по губам.

-Я тоже тебя люблю, - тихо произнес Джоэл, когда Дин уже не мог его видеть, - прости меня, прости, что я тебя предал, - проговорил он, чувствуя, как обжигающие слезы скатываются по щекам, и уже не сдерживая их.

Он долго сидел на крыльце, машины друзей давным-давно скрылись из виду. Джоэл смотрел на море. Море шумело и успокаивало его, как всегда.

Когда начало темнеть, Джоэл аккуратно скатал плед, лежащий на коленях. Потом положил руки на колеса кресла и покатил его внутрь дома.

Он пил вино маленькими глотками из хрустального бокала, не отнимая его от губ. Свет играл бликами на гранях бокала, в плескавшемся вине, переливаясь вместе с тенями по его замкнутому, непроницаемому лицу... Казалось, он неподвижен и абсолютно спокоен. Но это была лишь иллюзия. Невероятно правдоподобное притворство...

Шакре ждал. Внутри него все волновалось и клокотало. Шакре ругал и проклинал самого себя за это волнение. Но при мысли, что сейчас он увидит Венсана, все в животе сводило от немыслимого возбуждения, по рукам проходила дрожь, кровь вспыхивала жарким пламенем, тело охватывала мелкая дрожь, на висках выступали бисеринки пота, а в горле все пересыхало...

"Проклятый мальчишка, - думал Шакре, - как он смеет заставлять меня ждать его". И потом уже тревожная мысль: "А почему я вообще его жду? Почему я так волнуюсь, словно глупый юнец".

Шакре ничего не мог с собой поделать. Сколько раз он спрашивал себя, что же его привлекло в этом смазливом, пустоголовом мальчишке, почему сердце каждый раз бешено заходилось от стука, когда он видел Венсана. Сколько раз он грозно приказывал себе сохранять спокойствие, чтобы ни словом, ни единым жестом не выдать то, что творится у него внутри, чтобы Венсан даже не заподозрил, какие чувства вызывает он в нем...

Шакре вновь вспомнил прекрасное тело Венсана, распростертое на постели, его длинные густые волосы, золотящиеся в свете свечей, которые разметались на подушках; синие глаза, горящие чувственно и призывно, влажные розовые губы... Шакре стало жарко и неуютно в плотной одежде...

-Ну почему, почему? - бессильно сжимая кулаки, яростно проговорил он.

Почему Венсан так манит его, почему так хочется каждый раз увидеть его, наслаждаться его телом, зажигать огонь страсти в глазах?... Почему хочется, чтобы это глаза смотрели на него?...

Это было похоже на плен, сладкий и жуткий, от которого он никак не мог освободиться. Шакре всегда так гордился своей свободой, властью и холодностью. Никогда и никто не мог заставить его потерять голову, он всегда прекрасно владел собой, и это другие были в его власти. Что же происходило теперь? Почему этот мальчишка, этот бестолковый повеса так много значил для него, почему Шакре каждый раз словно терял самого себя, видя Венсана, и приходилось собирать всю силу, все свое Я по кусочкам, чтобы Венсан ни о чем не догадался, чтобы выглядеть в его глазах все тем же неприступным и пугающим Шакре.

-Ну где же он? - раздраженно спросил пустоту Шакре.

Он злился и на себя, и на Венсана, что было так на него непохоже. Шакре клялся, что заставит Венсана заплатить за все эти мучения, он представлял себе во всех пленительных подробностях это наказание. Шакре становилось еще жарче...

Он выплеснул остатки вина из бокала в камин. Огонь радостно вспыхнул.

В это время в двери осторожно постучали.

-Войдите! - холодно и властно сказал Шакре.

Он проглотил проклятье, когда сердце радостно застучалось в его груди.

Лакей отворил двери и пропустил в комнату гостя.

Венсан нерешительно замер на пороге.

-Я пришел, Шакре, - сказал юноша, и голос его чуть подрагивал.

Шакре невозмутимо смотрел на него, но внутри вновь все бушевало и клокотало. Ладони вспотели, он крепко сжал кулаки, едва подавив в себе желание, немедленно кинуться на Венсана, повалить на пол, разорвать его одежду...

Но усилием воли он заставил себя успокоиться.

-Ты заставляешь себя ждать, - ледяным голосом произнес мужчина, не глядя на Венсана и вновь поворачиваясь к огню.

-Их Высочество меня задержали, - виновато произнес Венсан.

В груди Шакре досадно защемило. Вот еще одно новое и неприятное чувство. Какое ему дело до того, с кем проводит время Венсан, когда он не с ним? И все же это злило Шакре, доводило его до бешенства. Хотелось, чтобы Венсан принадлежал только ему, и никому больше. Абсолютно неразумное желание.

Шакре повернулся к Венсану, который нерешительно переминался на месте. Он не мог больше этого выдерживать, не мог справиться с собой...

-Раздевайся, - прозвучал властный приказ.

Венсан покорно кивнул и принялся дрожащими руками расстегивать камзол, едва не обрывая золотые пуговицы.

Он волновался. С одной стороны это нравилось Шакре - этот страх, покорность. Это значило, что Венсан полностью подчиняется ему, он в его руках, и даже не догадывается о той власти, что имеет над Шакре... Но с другой стороны... Шакре с самого начала хотелось другого... чтобы в этих прекрасных синих глазах не было страха, когда они глядят на него. Хотелось не только желания, но и нежности... чего-то еще... Шакре незаметно помотал головой, словно отгоняя эти нелепые для себя желания.

Когда Венсан был полностью обнажен, Шакре медленно поднялся из кресла и подошел к нему. Дух захватывало от красоты этого тела, одновременно нежного и сильного, он любовался ловкими руками, гибким станом, твердыми мускулами под гладкой, упругой кожей...

-Повернись спиной, - сухо приказал он.

Голос едва не дрогнул, в горле все пересохло...

"Это какое-то безумие, - думал Шакре, - я не могу себе этого позволить... не могу..."

Но совладать с собой он уже не смог. Красота и чувственность Венсана манили его, пьянили, как молодое вино, невольно передаваясь Шакре, зажигая огнем кровь, которая уже быстрее текла по венам.

По изогнутой шее волнистые волосы дивным шелком стекали на плечи и спину, хотелось прижаться к густым локонам губами, почувствовать теплоту кожи под ними, а потом разделить пряди, чтобы поцеловать гладкую шею, затылок, плечи... Ладонь Шакре легла между лопаток Венсана. Теплая, гладкая кожа в отблесках огня казалась позолоченной. Венсан вздрогнул от мимолетного страха, но еще больше от возбуждения. Он задышал чаще, пламя желания неукротимо поглощало его тело. Плечи вздымались в такт дыханию. Он запрокинул голову назад. Мягкие волосы коснулись предплечья Шакре, вызвав в его теле возбужденную дрожь и покалывание. Рука Шакре скользила вниз по гладкой спине Венсана, вдоль позвоночника, кончиками пальцев собирая выступившие капельки пота...

"Нет, это выше меня, - вдруг бессильно и покорно подумал Шакре, - я не могу, не хочу от него отказаться..."

Шакре с силой развернул Венсана и прижал к себе, к своей груди, целуя сладкие губы, обрушивая на любовника всю силу своей страсти...

Огонь в камине радостно затрещал, взмывая вверх. Два язычка пламени, как два любовника, сплелись в странном, танцующем объятии...