Охотники за сказками

Она сидела кровати, скрестив лодыжки, обхватив колени руками, ее осанка была необычайно прямой. Губы плотно сжаты и открываются лишь навстречу очередному глотку дыма, почти не задерживая сигарету, отпуская ее тотчас, оставив более яркий след помады на фильтре. Ее стройная, тонкая, немного угловатая фигура, овеянная недетской порочностью, и подростковым очарованием напоминала почему-то Артемиду-охотницу, отдыхавшую в лесу, если б не сигарета.

Когда Брик спросил, сколько ей лет, девушка естественно ответила - восемнадцать, им всем восемнадцать, и четырнадцати, и двадцатипятилетним.

-Мне правда восемнадцать, я просто так молодо выгляжу, - немного оправдываясь, произнесла она, но Брик снисходительно улыбнулся. Какая разница, сколько ей лет на самом деле?

-Как тебя зовут?

-Флоренс, Флор, - жеманно улыбнулась девушка.

Типичное имя для проститутки. Все они Флоренс, Мишель, Кармен… Кислейшая пошлятина.

-Ты не против, если я задам тебе несколько вопросов? - осторожно попросил Брик.

-Ты журналист? - ничуть не удивилась Флор.

-Нет, я писатель.

-И что же ты пишешь? Книгу о проститутках? - усмехнулась девушка.

-Пока не знаю, о чем будет эта книга… Ну, так ты позволишь?

-Конечно, валяй. Ты заплатил за всю ночь и если хочешь болтать, дело твое.

Брик нечасто бывал в этом квартале, дешевая любовь не привлекала его. Но он искал новые мысли, рассказы о странных, исковерканных судьбах, безрадостные мысли, порой сквозящие особой житейской философией - он коллекционировал их как марки или монеты, складывая, словно в кляссер, в записную книжку, которую никогда не желал сменить на диктофон. Устав от похотливого равнодушия клиентов, проститутки становились очень болтливыми, они охотно рассказывали ему обо всех извилистых тропках судьбы, заманивших их обещаниями о красивой жизни, обманувших и вышвырнувших на грязную душевую улицу, чтобы торговать собой. Эти амбициозные девицы всегда мечтали о легкой наживе, поэтому предпочитали такой нехитрый заработок, а не приличную, но низкооплачиваемую работу на заводе или в какой-нибудь конторе.

И в этот раз Брик пришел не ради телесных удовольствий, а ради своей непомерной страсти к собирательству новых психологических образов и портретов. Он знал по опыту, что честные жрицы любви не будут ни за что отвечать ни на какие вопросы, пока не исполнят свой долг, а уж тогда, пожалуйста - плати, как за часы удовольствия и получай беседу. Это было сущим грабежом, но Брик снисходительно улыбался, соглашаясь с условием деловитых шлюшек, честно отрабатывающих свой кусок.

Флор он приметил сразу. Молодая девчонка, в черной короткой юбочке, черной же футболке с коротким рукавом, не смотря на вечернюю прохладу, на руках кожаные браслеты с металлическими украшениями, на ногах массивные ботинки и белые носочки, как у примерной ученицы из католического колледжа. Она нисколько не походила на проститутку, даже держалась не так, как они. Она улыбалась, но не искуственно-завлекающе, а естественно,словно действительно радуясь, что оказалась на этой улице сегодня. И курила она так небрежно, как в компании друзей - держа сигарету двумя пальцами, как косяк, но Брик убедился, это всего лишь сигарета. Когда она подошла к нему и с мягкой улыбкой спросилау него, не хочет ли он провести с ней время, это прозвучало так, словно она приглашает приятеля на вечеринку. Ее глаза были обведены черным карандашом, а губы накрашены бородово-коричневой помадой. Короткие, черные волосы, в правом ухе три кольца, а в левом одно. Ее улыбка произвела на Брика настолько сильное впечатление, что он позабыл на время о профессиональном интересе и вспомнил о личном. Флор была не слишком опытной, но довольно развязной и страстной, она и вела себя с ним так, словно с приятелем, только в губы не целовалась, сказав, что это недопустимо. Брик не стал спорить. Ему все больше хотелось разгадать эту девчонку, вытащить на бумагу ее историю, ее мысли, чтобы еще раз убедиться, что ей здесь не место, не потому что она молода и у нее все впереди, просто она слишком выделялась из общей картины.

-Расскажи о себе то, что хочешь, - сказал Брик.

Удивленный взлет ее широких бровей.

-Ты, ей-богу, странный парень, - сказала Флор, - что же интересного я могу тебе рассказать?

-Все, мне все интересно.

Брик натянул брюки и уселся на постели, глядя на бледнокожее, длинноногое создание, с едва заметной грацией подростка, со всем набором крепких словечек, ухмылочек, герлскаутских летних дней, наполненных первыми открытиями в мире чувственности, пьяных вечеринок, гамбургеров, киношек, старых автомобилей, со скрипучими сиденьями… о благословенное детство, куда ты ушло, оставив на поругание несмышленое дитя твое, которое пытается найти в этом взрослом мире свое место, но его упрямо тянет назад в эту беззаботную и безответственную пору.

-А мне ведь и вправду восемнадцать, - сказала Флор, - просто я так выгляжу, ну, лет на шестнадцать.

По правде каждое ее движение, каждая складка ухмылки, каждый мазок косметики возвещали - четырнадцать-пятнадцать. Она просто не была восемнадцатилетней снаружи, наверняка, не была такой и изнутри.

-Ты, наверное, хочешь услышать душещипательную историю, как мне приходиться пахать, потому что у меня куча братьев и сестер, папаша-пропойца исчез пять лет назад, бросив нас без средств к существованию, а мать работает официанткой в придорожной забегаловке, бла-бла-бла, и все в этом духе. Или что меня бил и насиловал говнюк-отчим, а я не выдержала и сбежала из дому. Ну, это почти правда. Только отчим меня не бил и не насиловал.

Брик приготовил карандаш, чтобы хватать быстрые, небрежные слова Флор, кидать их на бумагу, а потом разгадывать истершиеся буквы, вспоминая ее лицо, на которое он почти не смотрел, пока она говорила.

-Отчим мой без ума от моей матери, а я для них - бельмо на глазу, позор семьи, паршивая овца. Дело в том, что у меня был брат, но умер. Он был старше меня на одиннадцать лет. Умница мальчик, окончил школу с отличием, учился в университете на юриста. Гордость семьи. На него все молились, а меня, понятное дело, не замечали. Только я тогда не слишком волновалась, маленькая была. А когда он погиб, родителей подкосило. Отец умер через год от сердечного приступа. Мать лет на двадцать постарела, и вместо того, чтобы перекинуть свою любовь на оставшегося ей родного человека, она замкнулась в себе. А когда мне было четырнадцать - вышла замуж, за какого-то кретина-банкира. Я к тому времени была уже совсем дикой девочкой, кем я только не побывала - и панком, и анархисткой, и сатанисткой. Все металась в поисках себя, убивала время в клубах и барах, с разными компаниями, подходящими и не очень. Матери было глубоко наплевать на меня, с самой высокой колокольни. А потом, когда она вышла замуж за своего Фреда, то решила, что пора налаживать семью, и начала прибирать меня к рукам, но было поздно. Я стала дрянной девочкой, и в лоно семьи возвращаться не хотелось.

Брик торопливо строчил карандашом, а хотелось отложить его и просто слушать ее низкий, грубоватый голос, так складно рассказывающий, облекающих обрывки непутевой юной жизни в очаровательно-корявую прозу, которую даже не хочется редактировать своим опытным авторским подходом, а оставить все как есть - сбивчиво, но жизненно, без возвышенной патетики и романтических вкраплений.

-Отчим мой был тем еще придурком. Он ходил в церковь, и его заклинило на образе порядочной семьи - идеала и образца для подражания. Как я их послала с этим идеалом, особенно мать. Столько лет не замечала меня, как ненужную вещь, а теперь пытается приручить, чтоб я у нее с ладошки ела. Они, наверное, меня возненавидели,особенно Фред, этот правильный толстяк в смешных очках. Как же я смеялась ему в лицо, когда он отчитывал меня, как я несправедлива к матери, не ценю и не уважаю ее. А потом мать пилила меня за то, что я не уважаю ее мужа. А за что мне их уважать, скажи? За то, что на старости лет у них проснулась совесть. К тому же, он был для меня совсем посторонним человеком, и я не обязана его уважать. И ты знаешь, я просто сбежала от их нравоучений, нытья, от их показательно-правильного образа жизни. И оказалась на улице. Сначала я растерялась. Уехала ведь в другой город. Захотелось самостоятельной жизнь, захотелось доказать, что я без них у меня будет все о'кей, но что-то не получалось. Жить негде, работу не могу найти. А потом меня нашел Макс, предложил работу здесь. Он ничего не скрывал, сразу сказал, что да как, и я согласилась.

-Почему? - Брик поднял голову от своего блокнота, чтобы взглянуть в это серьезное и вместе с тем такое детское лицо.

-Почему? - Флор засмеялась, - хороший вопрос, только я сама не знаю. Может из-за денег, может, потому что отношусь к сексу довольно легко и непринужденно, и, спасибо Максу, он находит нормальных клиентов, иногда даже очень приятных, таких вот как ты.

-Вот как? - удивился Брик, - значит, ты делаешь это, потому что тебе нравится?

-Нравится, не нравится. Я просто воспринимаю это, как данную реальность, но это не значит, что я не хочу все изменить.

Флор поежилась и залезла под одеяло.

-Что-то прохладно, - чуть извинясь, произнесла девушка.

В негостеприимной комнатке мотеля постоянно гуляли сквозняки, пробиравшиеся в щели окна, с потрескавшимися стеклами.

Брику захотелось вдруг прижать девушку к себе и пригреть, но он отмахнулся от этого желания, понимая, что работа важнее.

-На чем я остановилась? - наморщила лоб Флор, - ах да? Я говорила о мечте, что я мечтаю выбраться из этой жизни. Понимаешь, я верю в сказку. В самую настоящую сказку, что когда-нибудь все перевернется в один момент, и я из золушки превращусь в принцессу. Не веришь? - улыбнулась она.

Брик недоверчиво посмотрел на нее. Он много общался с проститутками. Были среди них те, которые хотели покончить с жизнью на улице, найти приличную работу. Были и такие, которые смирились со своей участью и ни о чем другом уже не помышляли. Но слова Флор поразили Брика. Сказка. Даже дети сейчас не верят в сказку, все фильмы и книги со счастливым концов называют не иначе, как мелодраматичной выдумкой. А эта девчонка, ощутившая на себе смрад и грязь всего самого пошлого нутра этого мира, побывавшая на изнанке кукольно-счастливой сериальной жизни, утверждает, что верит в сказки.

-Знаешь, есть такой фильм "Красотка"?
Брик с непониманием кивнул.

-Так вот, это про меня. Ну, то есть я верю, что и со мной случится такое. Что появится человек, которому будет наплевать на мое прошлое, он сделает мою жизнь красивой и романтичной. Я не о деньгах говорю, меня богатство не привлекает. Мне нужны только искренние чувства.

Брик пораженно слушал Флор, его удивляло наличие у нее таких мыслей не столько из-за того, что Флор была проституткой, а потому что она была подростком, а им полагается быть циничными, сюеминутными, расхлябанно-небрежными. А эта девчонка воплощение почитательниц женских романов и мыльных опер, наверняка со всеми атрибутами, вроде принца на белом коне в сверкающих доспехах, высоких шпилей дворца, злой ведьмы и счастливой свадьбы в финале - Happy end, занавес, аплодисменты. Девчонка просто изумила Брика, вот он новый персонаж для книги - растленная, но невинная, опытная и наивная, тело девочки, а душа проститутки или наоборот, скорее, девочка, скрывающаяся в образе проститутки, причем не очень хорошо. Брику так и хотелось спросить: "кто ты, как оказалась здесь?" И эта улыбка, такая беззаботная и мягкая, не создана для того, чтобы дарить ее клиентам.

-Знаешь, я не люблю слово клиент, - сказала вдруг Флор, отвлекшись от сказок, - клиенты это у адвокатов, а для проституток, знаешь, какое слово больше подходит? У программистов есть - пользователь. Самое то. Они приходят, платят деньги и пользуются. И ты тоже пользователь. Может лучше, чем многие другие, но суть ведь от этого не меняется.

-Ты что-то говорила о мечтах, я бы хотел поподробнее услышать.

-Да, мечты, мечты. Откуда они берутся? Вроде, кругом грязь, мерзость, а я думаю, что все это не так, что будет все хорошо и замечательно.

-Это вера, - подсказал Брик.

-Вера? Но я не верующая.

-Вера может быть любой. Кто-то верит в Бога, кто-то в деньги, кто-то в себя и свои мечты. Главное, не утратить эту веру. Пока она есть, то кажется, что все будет хорошо, и ты этого ждешь, а если потеряешь ее - то все. Мрак, пустота, безысходность.

-Ого, сразу видно, ты писатель. Так складно и ладно говоришь, - произнесла Флор с легким восхищением, - наверное, так и есть. Но дело не только в этом. Может, я бы никогда не поверила в свою сказку, если б воочию не увидела, что они возможны и в наши дни. Да, да, совсем как в той "Красотке", только случилась эта история с парнем.

-Вот как? - удивился Брик, - что же случилось?

-До того, как попасть сюда, я даже не знала, что бывают парни-проститутки, а потом увидела, что здесь их полно, при том они совсем не для женщин. Их называют хаслеры. Дурацкое слово. Я познакомилась с одним таким парнем, его зовут Джоуи. Мы быстро подружилась, нашли общий язык. Он был классным, к нему приезжали очень состоятельные и влиятельные люди. С Джоуи невозможно было соперничать. И ему это нравилось. Он получал от секса удовольствие, да еще и платили ему отменно. А однажды он познакомился с простым парнем, автомехаником. Заехал в автосервис, починить машину, увидел Алекса и влюбился. Хочешь, верь, хочешь, нет. И это чувство так захватило его, что он полностью изменился, захотел вырваться из этой жизни, стать кем-то значимым, сделать что-то важное в жизни. И они решили жить вместе с Алексом. Джоуи просто уехал из этого квартала, став совершенно новым человеком. Вот и не верь после этого в сказки.

Брик не знал, что сказать. Он уже привык к этим исковерканным, небрежно смятым судьбам, сиротливо жмущимся к обочине на дороге, глядя, как мимо проносятся жизни других - налаженные, счастливые, размеренные и обеспеченные, в которых этим жалким отверженным нет места. А они заглядывают в чужие окна, чтобы увидеть незнакомое и недоступное счастье, в тайне не смея и мечтать о нем, поставив крест на своей жизни. И вот эта девчонка разметала его обычное представление, дав понять, что и такие, как она - всеми презираемые и отброшенные от простых радостей жизни, способны быть мечтательными и чистыми, по-детски наивными, по-взрослому мудрыми. И эта невероятная история о парне, который нашел свою любовь, не смотря на ту грязь, в которой привык жить и которая ему нравилась. А вы говорите, не бывает сказок…

-Собирай свои манатки и проваливай, - сказал грубый голос.

Джоуи оторвался от разглядывания грязного потолка, с разводами потекшей штукатурки, и посмотрел на мужчину, который вышел из ванной и уже полностью оделся.

Джоуи сел в постели и вопросительно посмотрел на мужчину.

-Разве вы ничего не забыли? - нагло прищурился он.

-Ах, да, - мужчина достал из внутреннего кармана пиджака бумажник и вынул две мятые сотни, кинув их на кровать.

-Мы договаривались на триста, - сказал Джоуи с раздражением, подбирая бумажки.

Мужчина усмехнулся, достал еще одну сотенную купюру, потом разорвал ее пополам и кинул Джоуи.

-Хватит с тебя, - сказал он с издевкой.

-Сукин сын, - прорычал Джоуи.

-Молчи, шлюха, скажи спасибо, что вообще заплатил.

И он ушел, хлопнув дверью. Этот звук долгим эхом задержал в самом центре головы Джоуи. Он опять упал на подушку и закрыл глаза, не желая видеть потолок. Тело мучительно отзывалось на то, что произошло ночью. Этот парень был очень грубым и ненасытным. Нужно было потребовать с него не меньше пяти сотен, но Джоуи и на три-то еле сговорился.

-Вот до чего ты докатился, - сказал он себе, - раньше тебя на руках носили, а теперь продаешься за жалкие три сотни. А все Энни, со своими глупыми сказками…

Джоуи быстро собрался, не желая оставаться в этой чужой, безликой комнате, пропахшей сексом и сыростью, прячущейся в каждом углу. Он спустился в кафе и заказал чашку кофе, странно напоминавшего своим вкусом помои. Но в душе копилась горечь, несравнимая с противным осадком от кофе, остающимся на языке.

Наверное, он был рожден для этого - ублажать похотливых мужиков, вначале за красивые машины, квартиры, дорогую одежду, внимание и обожание, а теперь вновь за пару сотен, прямо, как вначале своей "карьеры". А ведь могло быть, как раньше. У него все было, он был беспечен и доволен жизнью. Но бросил все ради Алекса, ради несбыточной мечты, в которую поверил, заразившись идеями Энн. Она всегда была немного того, верила в сказки, а он поверил ей. Но Алекс был не тем, с кем бы он мог прожить жизнь. Это участь, таких как он, выбравшихся из грязи - сравнивать себя с тем, кто несравненно лучше и чище. Терзаться всю жизнь от своей неполноценности. Он не мог терпеть то, что Алекс делает вид, будто для него это ничего не значит, будто все прекрасно. Нет, он не изменился, всегда оставался лишь шлюхой, и не мог выносить жалкое прощение Алекса. Ему не нужно было прощение. Гордость есть даже у шлюх. А жалость унижает больше, чем оскорбления и побои. Джоуи не хотел жить с человеком, который был постоянным упреком всей его неудавшейся, бестолковой жизни. А все потому что он поверил, что сможет очиститься, начать новую жизнь, где он уже не будет сладеньким мальчиком Джоуи, а будет кем-то… Кем, он так и не понял, не сумел найти себя. Прошлое цеплялось, как репьи за штаны, и никак не удавалось его стряхнуть. И этот ангелок Алекс с нежной улыбкой и кроткими глазами. "Все в порядке, Джоуи…" Вначале все было в порядке, сказка, сон наяву, они были так поглощены друг другом, что и не думали о реальности, которая терпеливо поджидала, когда же они спустятся с небес на грешную землю и поймут, что из себя представляют они вместе и каждый в отдельности. Джоуи был слишком свободен и независим, Алекс - слишком робок и несамостоятелен. Они не могли цепляться друг за друга, чтобы сохранить эту связь, мучительную для обоих.

А потом Джоуи пришлось вернуться к старому, просто потому что ничего другого он делать не умел. Скажите пожалуйста, какая избитая проза, растерзанная, оплеванная, выброшенная из проезжавшего на бешеной скорости автомобиля. И вот он уже идет под дождем незнакомого города, где нужно начинать все сначала. Но Джоуи уверен в себе, он дерзкий, самый желанный и неотразимый. А оказалось, что все это - мишура.Он ничем не отличался от сотен шлюх на этих улицах. И коту под хвост прежние заслуги, имидж, известность. Теперь он слился с массой, в которой барахтался, отчаянно пытаясь выбраться на поверхность. "Заметьте меня. Я ведь такой замечательный. Я Джоуи, вы не можете меня не знать…" Конкуренция была нешуточной. Иногда он подумывал о возвращении в родной город. Там бы его приняли с распростертыми объятиями. Но нет, лучше уж такой позор, чем унижение, какое он испытает, когда посмотрит в лицо прежним знакомым. "Джоуи - мечтатель, поверил в глупую сказку, и все потерял. Сам виноват. Такие как мы не можем верить в сказки, они не для нас". И Энни, как он посмотрит ей в глаза? Ведь он уезжал со своей любовью, а теперь оказалось, что любовь не может выдержать тяжести обстоятельств. Как объяснить это Энни? Как дать понять, что это лишь жизненная необходимость, а не трусость, не позорное бегство?

Глупые романтики, презиравшие обыденный мир, в котором приходилось жить, он вас покарал. Забрал не только прекрасное, но и швырнул в еще больший мрак и мерзость, из которого теперь не видно выхода.

Джоуи закурил, грустно выпуская дым через ноздри. Он чувствовал себя столетним стариком, в теле двадцатитрехлетнего парня. Не было прежней легкости и радости, теперь секс уже не доставлял удовольствия, а превратился в утомительный способ заработать на жизнь. Как противно, низко, тошнотворно. Закрываешь глаза, а вокруг эти наглые рожи, тычущие пальцами, кривящиеся в злобно-похабной усмешке. А кто он? Просто шлюха, годная только для подстилки. Вот и верь после этого в мечты…

-Эй, хватит полировать мой конец, принимайся за работу, - услышал Джоуи раздраженный оклик.

Этот голос разорвал приятную дымку и поставил Джоуи на место. Да, именно так, это его работа. А он так хотело проявить немного нежности к этому молодому, симпатичному парню, который небрежно снял его в клубе:

-Сделаешь мне накачку?

-Конечно, - согласился сразу Джоуи, парень ему понравился.

-Полтинника хватит?

-Само собой.

И теперь, сидя в его машине, Джоуи хотел показать, что он способен на бескорыстную ласку, просто из-за симпатии, а не за ничтожные доллары. Но клиент властно поставил его на место, показав, что если он платит, то может делать с ним все, что угодно. И никто не подумает, пользуясь телом Джоуи, как вещью, что у него тоже есть чувства, что он может переживать или радоваться, что он может быть бесконечно нежен. Ведь он даже не собирался брать деньги с этого парня, но тот сам все разрушил. "А чего ты хотел, глупый Джоуи, еще одной сказки? Неужели так ничего и не понял? Такие как ты заслуживают только такого обращения, потому что сами не способны вызвать ничего, кроме желания и похоти. Животная страсть, удовлетворение инстинктов. Пора забыть о чувствах, пора приниматься за работу…."

Джоуи был разбит и подавлен. Он метался как по клетке, внутри своей души, не зная сам, чего желает, куда стремится. У него было все, и не было ничего. А теперь?

Вспомнилась Энни. Милая, забавная, коротышка, метр шестьдесят. Встрепанное каре с рваными краями. Она покрасила свои мышиного оттенка волоса в черный цвет, как у него, получив эффектное сочетание - черные волосы и голубые глаза. Такая прелестная девчонка, нос чуть длинный, чуть с горбинкой, большие губы, растянутые не то в улыбке, не то в ухмылке. Длинная шея, худые ключицы, тонкие запястья и лодыжки, узкая талия - кошмар, порожденный современной модой, стиль унисекс, девочка-мальчик. Она была такой же, как и он - беззаботно веселой, плюющей на все, гордой, среди покорности и усталости в глазах их "коллег". Они бросали вызов тому миру,в котором очутились. Она всегда смеялась, и ее низкий, грубый хохот мог раздражать, мог заражать непомерным весельем, но никогда не оставлял равнодушия. Она всегда была немного безумной, и он сходил вместе с ней с ума. И Энни пичкала его своими сказками,а он с откровением делился сокровенными снами, в которые она верила больше, чем сам Джоуи. Как он скучал по ней сейчас. Как хотелось быть с ней. Она любила его не так, как все другие. И ему теперь не хватало этого чувства. Простого внимания, простой любви,без милосердного прощения, вызывающего отвращения, без вожделения, от которого иногда тошнило и хотелось залезть в стиральную машинку, чтобы смыть с себя следы всех рук, которые однажды коснулись его.

Ты потерялся Джоуи, заблудился в большом мире, маленький мальчик. Возвращайся к ней, к своей Энни. Она единственная, кому ты нужен, со всеми своими тараканами в голове, со всем своим неразделенным и непонятым чувством прекрасного. Кому ты нужен, как не ей, безумному философу в облике девчонки?

"Я вдыхал свежее лесное утро, наполненное мятно-горьковатым ветром, пропитанным запахами трав и цветов. Это утро было таким музыкальным и упоительным, что я забывал о своей бренной сущности, превращаясь в часть вечно-прекрасного леса. Отдаленные звуки охотничьего рога превратились для меня в нечто пустое, дымчато-тающее, я забыл и об охоте, и о тех, с кем я приехал на эту охоту. Я был поглощен предвкушением и ожиданием. Я хотел столкнуться с нереальностью, сделав эту сказку частью себя, я желал увидеть волшебство, которым курился туман в оврагах, которым пели нежные трели птиц, которым пробирались через тесную схватку ветвей утренние лучи.

Легкое ржание, похожее на лошадиное, отвлекло меня от созерцания свежей красоты леса. Грациозный Единорог раздул ноздри, фыркнул, тряхнул головой, блеснув рогом, и вышел из леса, с наездником на спине. Они были прекрасны - Единорог и юноша, восседавший на нем. Белоснежная шкура животного казалось снегом с вершины гор, она искрилась, переливаясь голубоватым свечением. Шелковистая грива и пышная шерсть на ногах, у золоченых копытец, извивались мягкими волнами, его витой, золотой рог был почти добела раскален солнцем. Юноша был хрупок и грациозен, лишь такое изящное создание мог вынести Единорог. Золотистые волосы, синие, как озерная вода, глаза, тонкие, словно созданные искуснейшим резцом, черты, бледная, почти белая кожа, тонкий стан, длинные ноги, обхватывающие бока животного. Юноша был божественно обнажен, он ехал без седла, чуть держась одной рукой за гриву. Вот они - ожившие мозаики и фрески, сверкающие миниатюры в древних книгах, в которых грозные стоки вещают, что лишь безумец и смельчак, не боящийся потерять память и душу, отважится отправиться в заколдованный лес, чтобы встретить Единорога и его всадника. Сейчас же, легендарное, мифическое животное занимало меня гораздо меньше, чем его прекрасный погонщик. Юноша мягко улыбнулся, все понимая, он спустился со спины Единорога и приблизился ко мне. Теперь он казался еще прекраснее, ранимее рядом с моей мужественной фигурой, а моя кожа казалась древесной корой в чистом снегу его тела. Он отвел меня на тихую полянку, в окружении живописных деревьев и ручейков. Я замирал, не веря в великолепие и реальность, окружающего мира. Но страсть и нежность, пылавшие во мне с тех пор, как я увидел всадника Единорога, не позволяли мне надолго занимать мои мысли, чем-то иным. Юноша прилег на траву, под рваную тень от раскидистой кроны. Он протянул мне руки и призывно улыбнулся, приглашая взять себя и любить…"

-Черт, даже во сне я не перестаю думать об этих дурацких сказках, - недовольно пробурчал Джоуи, откидывая в сторону одеяло.

Он растрепал влажные от пота волосы, будто пытаясь смести крошки сна, упорно застревавшие в голове. Таки сны не оставляли Джоуи уже давно, еще до того, как он попал на панель. Странно, они не были эротическими, всегда обрываясь на "самом интересном месте", но невероятно выматывали его, опустошали душу, оставляя в ней неуловимое чувство прикосновения к прекрасному и отвращение к тому, что есть в реальности. Это и была та сказка, о которой он в порыве отчаянной откровенности рассказал Энн, сказка, не оставлявшая его ни в пору неспокойного отрочества, ни во времена безумных и веселых похождений. Даже слепо и, как казалось, надежно, влюбившись в Алекса, Джоуи не переставал мечтать о прекрасном юноше на Единороге. Это не было неудовлетворенным желанием или поиском идеала для себя, просто ощущалось то извечное желание прекрасного и неземного, всегда жившее в Джоуи. Он был безумцем и мечтателем, жалким романтиком, боящимся признаться самому себе, как много значат для него эти мечты. Он запретил себе думать о них, стремиться к ним. И ежу понятно, что это чистейшей воды сказочка никогда не станет реальностью, но если хоть чуть-чуть верить в нее, то появляется приток сил, желание очиститься, добраться, наконец, до своего идеала, и не быть притом запятнанным позором и стыдом. Это как стимул, цель, к которой стремишься, даже осознавая ее безнадежную недоступность. Но Джоуи сам отказал себе в праве мечтать, чтобы не оторваться от настоящей жизни, не согнуться под ее ударами, не спасовать, а всегда спокойно и трезво принимать даже самые тяжелые моменты, зализывать раны, натягивать на физиономию небрежную улыбку и с новыми силами доказывать всему миру, как ему нравиться такая жизнь. Его все устраивало. Даже после разрыва с Алексом не было слишком больно и унизительно возвращаться к прежним занятиям, даже наоборот, появилось знакомое чувство уверенности, привычная ситуация, с которой он знал, как справиться. Но вот с мечтой Джоуи справиться не мог. Наверное, только теперь он понял, что это так прекрасно и бесценно - то, что он смог не потерять надежду и очарование, прикасаясь к нереальности сновидений. Теперь Джоуи отчетливо понимал - самое сложное, это не добиться свершения мечты, пусть и самой безумной, самое сложное - не потерять ее, поддавшись безнадежной покорности, сломав в себе тот хрупкий стержень, который был поддержкой и живительной силой в самые тяжкие моменты.

Как бы он ни пытался отмахнуться, сказку Джоуи не потерял. Возможно, во многом благодаря Энн.

"Куда мы все бежим, безумные люди. Зачем придумываем себе какие-то мечты? Жили бы привычной, устроенной жизнью, с которой знакомы и в которой все ясно. Так нет же, пытаемся заглянуть за горизонт, прыгнуть до небес, ухватить мечту за хвост. Глупые охотники за сказками. Но мы счастливы этим. Так пусть же останется у нас это счастье. Оно так прекрасно, что даже забываешь обо всей его нелепой невероятности".

-О чем задумался? - спросила Энн, выдыхая дым в потолок.

Она все так же, как и раньше, сидела на постели, скрестив лодыжки, положив на них ладони, изредка курила. Немного ссутуленная спина, разбросанные, крашено черные пряди волос по щекам, ее каре заметно отросло за это время. Все такая же страстно-неопытная, раздающая себя бескорыстно, без остатка. Нельзя выкладываться так и с клиентами, Энн, они этого не заслуживают.

Джоуи заложил руки под затылок и улыбнулся Энн.

-Так, обо всем, о тебе, о себе, о жизни.

-Я даже не буду спрашивать тебя ни о чем, - заявила Энн, - итак вижу, раз ты здесь, значит тебе плохо.

-Я прибегаю к тебе только когда мне плохо? - нахмурился парень.

-Нет. Но сейчас - да. Знаешь, я ведь ни с кем не целуюсь, кроме тебя, - задумчиво произнесла она, стряхнув пепел в банку из-под кофе, которую она поставила в кольце скрещенных ног.

-А я со всеми, - сказал Джоуи, закрывая глаза, - мне все равно, целоваться, ни целоваться. Какая разница. От этого ничего не меняется.

-И все-таки это важно.

-Как тебя называют сейчас?

-Флоренс, Флор, - усмехнулась Энн.

-Что за чушь, ничего получше придумать не могла? - рассмеялся Джоуи, - чем тебе Энни не нравиться?

-Проститутка Энни? Это смешно.

-И что это у тебя за стиль, вспомнила свое сатанистское прошлое? - язвительно спросил Джоуи.

-Да нет, просто мне так нравится. Люблю черный цвет.

-И кто на тебя клюет? Маньяки, извращенцы, шизофреники?

-Ничего подобного, нормальные парни. Они тоже устают от этих попсово размалеванных шлюх, им нужно разнообразие, а я очень оригинальна.

Это уж точно, Энн была самой уникальной и невероятной личностью, которую Джоуи встречал. Да еще, при почти полном отсутствии женственности, она обладала непонятно откуда берущейся непомерной сексуальностью и шармом.

И все-таки это была Энни, такая родная, такая понимающая и заботливая. С ней можно было просто вывернуть всего себя, не боясь показать заштопанно-перелатанную душонку, не пытаться переделать себя, из-за чувства собственной неполноценности, ради кого-то, кто, в сущности, никогда не поймет этой жертвы. Энн была такой же, как он - сверкающая обертка, которая не тускнеет, какой бы грязью ее не поливали, а внутри загадка, озаренная светом мечты. Она тоже думала, что может жить только по своей указке. Джоуи решил доказать всем, что ему нравится сверкающая и безответственная жизнь, Энн, сбежав из дома, хотела показать, что может быть независимой и самостоятельной. В чем-то они ошиблись, решив, что смогут обойтись только своими силами, чтобы справиться с тяжелыми жерновами жизни.

-Так о чем ты в самом деле думал? - серьезно спросила Энн, потушив сигарету.

-О том, что я люблю тебя, малышка, - улыбнулся Джоуи.

-Не трепись, - отмахнулась она, - прежде всего, мы друзья. Знаешь, меня совсем не волнует, что у тебя в штанах, но мне далеко небезразлично, что творится в твоей душе.

-Наверное, это разочарование, Энни. Я поверил в мечты, которые больше твои, чем мои. Но ошибся. Это ты заслуживаешь сказки, а не я. Плохой из меня охотник. Не по мне добыча. Я не такой чистый, как ты, такой человек, как я просто не заслуживает ничего хорошего, - обречено произнес Джоуи.

-Сколько патетики, - с мрачным сарказмом сказала Энн, - ты хочешь, чтобы я тебя пожалела? Ты только послушай, что ты несешь, не заслуживаешь ничего хорошего. Да кто дал тебе право так думать? С чего ты взял, что есть кто-то, кто заслуживает счастья больше, чем ты? Каждый заслуживает в жизни лучшего…

-Вот только где оно, это "лучшее", может, есть специальное благотворительное окошечко, где его выдают.

-Может и есть, только ведь тебе не нужна милостыня и подачки, правда, тебе не нужно отпущение грехов и жалость, верно, Джоуи?

Она словно знала об Алексе, о том, что случилось, так явно намекая на это.

-Никто в этом мире ничего тебе не выдаст, и чтобы тебя это устроило. Тебе не нужны подачки, значит, ты сам должен добиться того, что ты хочешь.

-Энни, посмотри на меня, кто я такой?

-Человек, прежде всего.

-Я жалкая шлюха, вот я кто.

-Как и я, как и многие из нас. Столько шлюх вокруг, а мы и не знаем. Разве не шлюхи те, кто предают свои убеждения, идеалы, мечты ради какой-то выгоды. Они еще хуже, Джоуи, они лицемерны, а мы, по крайней мере, честны, мы прямо говорим, что продаемся, а он прячут свою лживую натуру под важным видом.

-Кто они?

-Все они. Люди… Забудь о том, что ты чего-то там не заслужил. Заслужил, раз хочешь, раз веришь в мечту. Главное, не потерять эту веру. Пока она есть у тебя, все будет хорошо, и ты ждешь, знаешь, что все будет так, а если потеряешь веру - то все, тут-то тебе и конец. Мне сказал это один умный человек. Это моя теория - мы живем, пока мы верим в мечту, а потом просто существуем, если мечты нет.

Джоуи с удивлением слушал ее, не понимая, что скрыто в этой девчонке, какие еще открытия она в себе несет.

-Ты как прорицательница, - усмехнулся парень.

Девушка шутливо шлепнула его по руке.

-Не смейся.

-Иди ко мне, Энни. Мне сейчас так хочется тепла.

Энн прижалась с груди Джоуи, приложив ухо прямо к сердцу. Джоуи погладил ее по волосам. От непонятной нежности, которая топила его сознание, появлялось чувство защищенности, и пропадал прежний страх. Словно эта маленькая девочка могла защитить его от всего на свете. А ведь она сама еще такой ребенок, ей так нужна защита. Она была и остается самым верным, самым надежным, самым важным человеком на свете. Только с Энн Джоуи мог быть нежен так, как он хотел. Он был развязным и вульгарным с клиентами, он был томным и соблазнительным с любовниками, он был ласково-скромным с Алексом, словно стыдясь, что способен испытывать желания. Но была Энн, и с ней было всего понемногу - необузданность и вседозволенность молодости, робость, нежность, восторг, очарование, как от прикосновения к давно знакомому и понятному существу, такому близкому, что кажется частью тебя.

-Почему мы сами разрушаем свою жизнь? - задумчиво произнес Джоуи.

-Что? - Энн, чуть задремавшая от стука его сердца, встрепенулась, - разве тебе не нравилась твоя жизнь, приятель? Разве ты не балдел от своей неотразимости?

-Все не то, Энн. Мне нравилось это, но это никогда не было тем, чего я действительно хотел.

-Я знаю, - Энн подула на его лицо, сгоняя упавшую на глаза прядь, - просто сейчас ты стал мудрее и понял это.

-Но почему ты все знала заранее? Как, откуда?

-Я просто жила, повинуясь своим чувствам. Помнишь, ты говорил, мы охотники за сказками - они прячутся от нас, а мы их ловим, насильно притягиваем к себе, заставляя нам служить. Только это не так, не ловим мы их. А ищем, как ныряльщики ищут раковины с жемчужинами, достаем на свет, раскрываем створки, выковыриваем перламутровые бусинки. Это тоже охота, но другая.

-Ты слишком много читаешь книг, - усмехнулся Джоуи.

-Так оттуда и есть вся моя мудрость. Опыта-то у меня маловато.

-Мозгов у тебя маловато, - укорил ее Джоуи, - совсем обалдела со своими сказками, скоро от реальности их отличать не будешь.

-Зря ты так, - обиделась Энн, - зачем? Ты ведь все понимаешь, никто кроме тебя не смог бы понять. Я знаю, что и ты живешь не в реальности. Но мне, знаешь ли, насрать на это. Может, эта реальность меня не устраивает. Может, я хочу для себя ее переделать.

Джоуи притянул к себе распалившуюся девчонку, погладил по щеке ласковой ладонью, поцеловал в самый уголок губ.

-Сумасшедшая ты, и я такой же. Наверное, поэтому я тебя так и люблю.

-Ага, нас друг к другу притягивает, - сонно произнесла Энн, подавляя зевок.

-Спи, сказочница, - сказал ей Джоуи, - спи, а то от твоих сказок выть хочется.

Энн этого уже не услышала, быстро заснув. Джоуи с интересом посмотрел в ее спящее лицо. Интересно, о чем ее сны?

Слова Энн всегда были странными, и всегда они находили отклик в душе Джоуи, он не все понимал, что она хочет сказать, но был с этим согласен. И то, что сказала она теперь - так правильно, так спокойно. Он и сам поверил, что можно разорвать ту тепличную пленку, под которой рос все это время, только протягиваясь к солнцу, но не доставая, через грязный рваный полиэтилен. А теперь Джоуи понял, что пора, пришло время принять решение, пришло время взглянуть в глаза правде и сказать, я не хочу жить, как раньше. Я заслуживаю лучшей жизни, и я ее получу. И плевать, что об этом подумают. Да, все они лицемеры, как сказала Энн, лицемеры и трусы, потому что бояться бросить вызов, стать свободными от того, что не нравится. Люди привыкли жить в мире условностей, смирились с тем, что сказок не бывает, что волшебство - выдумка, а значит нельзя показывать, что веришь в него, что хочешь его. К черту все, пора менять радикально свою жизнь, перестать путаться в себе, перестать запрещать себе думать о том, о чем хочется думать. И не видеть этих рож, которые все знают о его жизни и делают вид, что все знает и о его мыслях.

Джоуи растолкал Энн.

-Проснись, Энни.

Девушка подняла голову и посмотрела на него, но не сонно, а вполне ясно и осмысленно.

-Чего тебе? - она совсем не обиделась, что он так грубо ее разбудил.

-Мы должны уехать отсюда. Утром. Уехать туда, где никто нас не знает, где можно начать все заново, не оглядываясь, где ничто не будет напоминать о прежней глупой жизни, - заявил Джоуи. Стало так спокойно и надежно, после того, как он принял это решение. Возможно, утром он пожалеет о нем, и вся решимость пропадет. Но это потом, только не сейчас. Теперь Джоуи обрел уверенность, что если захочет, если найдет в себе смелость, то сможет изменить свою жизнь.

-Конечно, только манатки соберу, - ответила Энни с улыбкой, не удивляясь, не упираясь. Ей было легко принять такое решение, ее никогда ничто не связывало, не держало. И она не страдала от сомнений и неуверенности.

-Ты согласна? - немного недоверчиво спросил Джоуи.

-Конечно, согласна, - сказала Энн, - думаешь, что-то меня держит в этом гадюшнике. У меня нет никого, кроме тебя. Только ты для меня имеешь значение в этой жизни, а все остальное - просто то, где мне приходиться сейчас жить.

-Мы ведь сами можем выбрать, как жить? - немного робко, словно ребенок, спросил Джоуи, ему сейчас казалось, что и вправду Энн знает все.

-Можем, мы все можем, если верим в это и хотим, - сказала девушка, и в этот момент ее глаза были действительно несоизмеримо мудрыми, словно она не восемнадцатилетняя девчонка, а прожившая долгую жизнь пророчица.

-Тогда мы уедем, - повторил Джоуи, чтобы окончательно увериться в этом решении.

Энн, резко разбуженная, больше не хотела засыпать. Она прижалась лбом к плечу парня и попросила:

-Расскажи про мальчика на единороге.

-Я тебе уже сто раз рассказывал, - странно смущенно произнес Джоуи, словно застигнутый за чем-то тайным и интимным.

-Ну и что, - возразила Энн, - расскажи, Джоуи, ты же знаешь, я люблю красивые сказки.